Иногда Пикассо приходится писать свою жену Ольгу. В последние годы он почти постоянно писал ее изящное тело балерины, но теперь главной его моделью стала Мария-Тереза Вальтер. «Как ужасно, что женщина сразу видит по моим картинам, что ей нашли замену», говорит Пикассо. И ощущение того, что тебя заменили, буквально сводит Ольгу с ума. Она кричит, скандалит, а потом снова на несколько недель уходит в депрессию и добровольно уезжает в клиники на тихих далеких озерах. А ее гнев питает творческие силы Пикассо, усиливаемые чувством вины и упрямством.
И вот 5 мая 1929 года Пикассо соглашается еще раз написать портрет Ольги. Если раньше позирование было для них игрой, соперничеством, эротическим состязанием, то теперь оно превратилось в холодную войну. Никто не произносит ни слова. Пикассо внимательно смотрит на нее и рисует. Она не чувствует восхищения с его стороны, она мучится от своей наготы и мерзнет, сидя в кресле. В ней копится ненависть к себе и к этому мужчине, которого она так любила и который теперь изменяет ей. Пикассо стоически продолжает писать. И вот наконец он заканчивает и ставит на еще влажном полотне подпись. Ольга надевает кимоно и заходит мужу за спину, чтобы взглянуть на картину, и в этот момент у нее подкашиваются ноги от ужаса. На картине изображена не женщина, а чудовище, с искаженным от ужаса лицом, с причудливо изогнутыми конечностями. Не говорят ни слова, она одевается и уходит.
Пикассо встает у окна, курит и думает о Марии-Терезе, которая собиралась зайти попозже. Когда Пикассо пишет Ольгу в 1929 году, это уже не портретные сессии, а изгнание бесов. Пикассо хочет такой живописью стереть ее из своей души. А что это значит для нее, ему безразлично. Он называет картину «Большая обнаженная в красном кресле». Это первый из заключительных актов долгой драмы.
Эрих Мюзам часто забывает о том, что он женат. Не то чтобы он не любил свою Ценцль, вовсе нет. Он любит ее. Подчеркнем — в первую очередь ее характер.
Но есть ведь столько неотложных дел: Мюзам, этот огромный, неутомимый социалист-революционер с мощной бородой, коммунистический пророк, пропагандист «дикой жизни» и более гуманной Германии, отсидел пять лет в тюрьме за свою деятельность в Мюнхенской советской республике, а теперь ежевечерне носится по городу, агитируя молодых рабочих за анархизм и призывая к борьбе за свободу. Еще он часто ходит в театр, любит выпить в богемных барах Берлина и Мюнхена, играет в шахматы, флиртует, пишет статьи для коммунистической газеты Красное знамя, ездит по стране, много выступает. А когда он встречает особенно интересных революционерок и революционеров, то приводит пять или шесть к себе домой, в революционный дом-подкову Бруно Таута [7], и поясняет Ценцль, что все эти люди пока поживут у них. Анархизм ведь не может заканчиваться на пороге квартиры, говорит он ей. Она ворчит и отправляется к плите, готовить придется на семерых или восьмерых вместо двоих. Она знает, что как минимум с одной из юных революционерок он уже бывал и в постели. Когда она плачет из-за этого, Мюзам смотрит на нее в растерянности: он же всегда говорил ей, что готов только на «свободолюбивый» брак. Никто не имеет права никого ограничивать. Разве она не помнит, что сама согласилась? Да, я помню, отвечает Ценцль, но теперь она больше не согласна. Она закатывает скандал, рыдает, кричит, и Эрих Мюзам спасается бегством, на несколько дней или на несколько недель. Это не шутки — быть женой анархиста. 1 мая 1929 года, в День труда, он шагает по улице, без Ценцль, которая предостерегала его. Он идет с колонной коммунистов по улицам района Трептов, выступает с пламенными речами, происходят первые мелкие стычки с полицией. На следующий день то же самое в Нойкёльне, там рабочие построили баррикады и ведут уличные бои с полицией. Заканчивается всё бойней, берлинским Кровавым маем, за этим следует запрет боевой организации немецкой компартии «Рот Фронт» (кстати, Бертольт Брехт наблюдал за уличными боями из окна квартиры своего друга Фрица Штернберга и, вероятно, под впечатлением от увиденного стал еще более фанатичным коммунистом). А 6 мая, когда еще не улеглись страсти по тридцати трем погибшим и 250 раненым, неисправимый романтик Эрих Мюзам идет в клуб молодых анархистов на Вайнмайстер-Штрассе, недалеко от Александерплац, и выступает там с докладом. Название — «К вопросу о свободной любви». Отправился ли он потом домой к своей Ценцль или занялся свободной любовью в другом месте — история умалчивает.
7
Имеется в виду один из проектов архитектора-модерниста Бруно Таута (1880–1938) — поселок Hufeisen («Подкова») в Берлине, построенный в 1925–1933 годах. Главный корпус имеет в плане форму подковы.