За время подготовки к этому визиту я так и не смогла определиться в своих чувствах. И вдруг оказалось, что "почти месяц" промелькнул молнией, и я уже сегодня, сейчас сижу в салоне большого черного Даймлера, едущего через пригород Оксфорда. Одно было хорошо - я была единственным пассажиром и меня ожидала долгая поездка в двадцать миль. Я хорошо знала дорогу еще с моих охотничьих дней в этих местах. На почтовой бумаге леди Монтдор был изображен двухбашенный Хэмптон-парк, Оксфорд, станция Твифолд. Но Твифолд, куда можно было добраться только после пересадки и часового ожидания в Оксфорде, был указан, вероятно, только для тех людей, которые никогда не получат приглашения от леди Монтдор, потому что ее гостей встречал шофер в Оксфорде. "Всегда будьте вежливы с девочками, вы никогда не знаете, за кого они выйдут замуж". Эта викторианская мудрость спасла многих английских старых дев от пренебрежения, с которым до сих пор обращаются с индийскими вдовами. Поэтому я беспокойно ерзала в своем углу, тревожно вглядываясь в глубокий синий сумрак за окном и всей душой желая очутиться в безопасности родного дома или в Алконли, или где угодно, только не в Хэмптон-парке. Знаменитые достопримечательности мелькали за окном, становилось все темнее, но я успела заметить указатель на Монтдорскую дорогу. Еще через несколько мгновений, как мне показалось, мы проехали сквозь распахнутые ворота. Меня охватил слепой ужас.
Глава 3
Прошуршав шинами по гравию, автомобиль мягко затормозил. Почти одновременно открылась входная дверь, полоса света упала к моим ногам. Встретивший меня дворецкий помог снять пальто из нутрии (подарок дяди Дэви), провел меня через холл, затем вверх по широкой и высокой готической лестнице из мореного дуба, где на полпути к небесам нас встречала мраморная статуя Ниобеи с детьми, далее через восьмиугольную прихожую, через Зеленую гостиную, Красную гостиную в Длинную галерею, и, не справившись заранее о моем имени, он произнес его очень громко и внятно, а затем меня покинул. Длинная галерея была, как мне навсегда запомнилось, полна людей. Вероятно, их было двадцать или тридцать; некоторые сидели у стола, накрытого к чаю, другие с очками вместо чашек в руках, стоя наблюдали за игрой в нарды. Эта группа, без сомнения, состояла из тех молодых женатых людей, на которых леди Монтдор ссылалась в своем письме. На мой взгляд они казались далеко не молодыми, скорее ровесниками моей матери. Они стрекотали, словно стая скворцов на дереве и не прервали своей болтовни, ни когда я вошла, ни когда леди Монтдор начала меня с ними знакомить. Просто замолкали на мгновенье, бросали на меня взгляд и отворачивались. Однако, когда она произнесла мое имя, один из них спросил:
-Случайно не дочь Скакалки?
Леди Монтдор замолчала, скорее раздраженная этими словами, но я давно привыкла слышать, как маму называют Скакалкой (действительно, никто, даже ее родные сестры уже не называли ее иначе), и пропищала:
-Да.
Затем мне показалось, что все скворцы разом поднялись в воздух и уселись на другое дерево. Этим деревом оказалась я.
-Скакалкина дочка?
-Не смешно. Как у Скакалки может быть такая взрослая дочь?
-Вероника, подойди сюда на минуту. Знаешь, кто это? Она дочь Скакалки, вот так сюрприз.
-Пойди выпей чаю, Фанни, - сказала леди Монтдор.
Она отвела меня к столу, в то время, как скворцы продолжали трещать о моей матери в ритме песенки "У Пегги был веселый гусь", которую я отлично помнила: "ах-до-чего-веселый-гусь-спляшем-Пегги-спляшем".
-Как забавно, дорогая, ведь самый первый роман у Скакалки случился с Чедом. Мне повезло, я оказалась рядом и успела подхватить его, когда она от него ускакала.