Начались привычные кухонные хлопоты.
— Вы не возражаете против кофе по-турецки?
Он угрюмо промолчал, уткнувшись в книжные полки.
Меня это мало смутило; как известно, молчание может означать согласие.
Главное — найти подходящую джезву. Пожалуй, вот это, среднего размера.
— Сколько сахара?
Беспорядочно листая первую попавшуюся книгу, Коротышка настороженно сверлил меня взглядом.
— Немного.
Маленькой ложки на кухонном столе не оказалось — она нашлась все в том же ящике. Рядом с тесаком.
Сердце подпрыгнуло… Я вынул ложечку, спокойно задвинул ящик, насыпал сахар и кофе, залил водой и поставил джезву на огонь. Сразу же вымыл и вытер ложечку. Открыл ящик, положил ее на прежнее место рядом с ножом, быстрым внимательным взглядом осмотрел блестящее лезвие. Не спеша, задвинул ящик, стараясь не закрывать слишком плотно.
В джезве перемещались слабые, крошечные течения. Они становились все злее и хаотичнее и, стремясь вырваться наружу, вдруг подняли в яростном кипении толстую лепешку пористой пены.
Я чуть не упустил кофе.
Быстро снял джезве с огня, выключил газ. Расставил чашечки. Впервые за долгое время мне было легко и спокойно — я знал, что делать дальше.
V
Сегодня Комитет пригласил меня во второй раз.
К назначенному времени ОНИ были в сборе, и старик-охранник без всяких вопросов сразу же впустил в комнату.
В ней царила скорбь невосполнимой утраты.
Знакомые персонажи (кроме, разумеется, Коротышки) сидели за длинным столом в прежнем порядке — во главе с ничего не видящим и почти ничего не слышащим, но все еще живым председателем.
На лацканах пиджаков мужчин топорщились траурные банты, вдоль стен теснилось невообразимое множество венков с блестящими черными лентами и большими карточками, на которых крупными буквами было написано имя приславшего венок. Все это производило большое впечатление.
Комитетчики, по своему обыкновению, сразу же зашуршали бумажками, с озабоченными лицами, передавая их друг другу, открывая и закрывая какие-то папки. Иногда они ненадолго отрывались от своего важного дела, минуту-другую разглядывали меня и снова углублялись в работу.
От нечего делать я принялся читать на венках имена скорбящих.
Никогда бы не подумал, что причинил горе такой массе знаменитых современников. Шутка ли, среди них президент США Картер и первая леди, вице-президент Уолтер Мондейл, советник по национальной безопасности Бжезинский, бывший государственный секретарь Киссинджер, несколько бывших президентов, в том числе Никсон, Форд, президент международного банка Макнамара, Рокфеллер, Ротшильд, члены правления компании «Кока-кола», директора международных банков, военных концернов, компаний по производству жевательной резинки, сигарет, лекарств, электронной техники и электрооборудования, нефтяных компаний, правительств Франции, Западной Германии, Англии, Бельгии, Италии, Австрии, директора компаний «Мерседес», «Пежо», «Фиат», «Форд», «Боинг» и, наконец, император Японии. Но это еще не все. Израильский премьер-министр Бегин, его министры Даян и Вейцман, главы военных режимов Чили, Турции, Пакистана, Индонезии, Боливии, Филиппин, президент Заира Мобуту, арабские короли и президенты, члены семьи бывшего иранского шаха, «Мама Док» с Гаити, руководители КНР, Румынии, Южной Кореи, правительство Австралии.
Сдвинутые в огромную кучу, маялись венки с карточками от самых блестящих деятелей арабского мира. Руководители правящих партий, ответственные работники в области идеологии, государственной безопасности, обороны, планирования, строительства, «доктора» всех мастей, включая, разумеется, и моего соотечественника — самого «блестящего» из всех. Мне надоело напрягать зрение, разбирая имена в дальнем углу, и я повернулся к столу.
Большинство сидевших за ним было мне знакомо по предыдущим встречам и, хотя их лица закрывали зловещие черные очки, многих удалось опознать. Все были угрюмы и замкнуты.
До сегодняшнего дня я дважды имел счастье видеть беспросветную мрачность этих лиц, привык к ней и даже перестал замечать. Но сейчас ОНИ выглядели необычно, и, поначалу до меня не доходила суть такой перемены.
Помогла Анис, и даже не она сама, а ее наряд — военная форма с красно-золотыми знаками отличия. Ого, вот так Анис! Кроме нее в мундирах были двое мужчин, но не те, кто носил их раньше, а совсем другие — прежние штатские. Поискав глазами, я нашел бывших военных в обычной гражданской одежде, причем одного из них — с большим трудом, настолько изменил его деловой костюм.