Я свернул с шоссе на боковую дорогу, поднимающуюся через лес в гору, и, проехав немного, остановился под деревьями. В лесу было свежо и тихо. Молодая, только что распустившаяся, почти прозрачная листва нежно зеленела. Высокие кроны деревьев слабо покачивались под легким ветерком, пронизываемые солнечными лучами. Светлые волны одна за другой пробегали по траве и высвечивали маленькие желтые и белые цветочки, который так украшают землю ранним летом. Когда мы с Манар первый раз поехали в недельную туристическую поездку за границу, в Болгарию, мы оба были очарованы этой россыпью цветов на траве. В лесу Манар спросила: «Их нельзя рвать?» «Не думаю», — откликнулся я, и она стала собирать букет, подбирая цветовую гамму. А когда взглянула на готовый букет, в голосе ее прозвучало разочарование: «Они были так хороши на земле!» И впрямь, маленькие цветочки погибли сразу же, их лепестки склонились над круглыми желтыми сердечками, а тонкие стебли повисли в руках Манар. «Наверное, эти цветы не могут жить без земли», — сказал я, взял увядший букет и отшвырнул его подальше. Оставил лишь один желтый цветок, самый большой из всех, сохранивший свою свежесть. Я воткнул его в волосы Манар и восхитился: «Какая же ты красивая!» Она и вправду была очень хороша с желтым цветком в черных волосах, и я поцеловал ее, и мы засмеялись, счастливые. Потому что тогда мы были счастливы, впервые в жизни гуляя по зеленому необъятному лесу. Однако вечером, в гостинице, меня ожидала расплата. Где, в каком темном уголке памяти хранит Манар всякие нелепые мелочи из числа тех, о которых я забываю моментально? Каким образом рождаются у нее идеи, которые другому и в голову-то никогда не придут?.. Вдруг она спросила меня как бы в шутку:
— Уж не случалось ли тебе и раньше, еще до меня, бывать в Европе.
Я ответил ей в тон:
— Конечно, и много раз, с секретными заданиями. А почему ты спрашиваешь?
— А как иначе ты мог знать, что эти цветы живут только пока они в земле?
Я промолчал, но это меня не спасло. Уже с оттенком язвительности она продолжала:
— Почему ты так разговариваешь со здешними людьми?
— Как «так»?
— С такой преувеличенной вежливостью. И со всеми — в гостинице, на аэродроме, в магазинах. У тебя что, комплекс иностранца?
— Но, Манар, разве в Египте я разговариваю с людьми иначе?
Она поджала губы и покачала головой из стороны в сторону, словно раздумывая, прежде чем вынести приговор:
— Нет, но все же здесь ты добавляешь каплю меду. Думаю, это комплекс иностранца.
Я искал подходящий ответ, но раздумал и сказал просто:
— Возможно, ты права. Я буду следить за собой.
Я уже давно научился подлаживаться к ней в моменты, когда ею овладевало раздражение. Я был… Но хватит! Будь справедлив. Ведь и она тоже старалась приноравливаться к смене твоих настроений. Дело вовсе не в этих невинных цветах. А в чем же? Может быть, ошибка была допущена в самом начале? Но где и какая?.. Ведь я помню, как полюбил ее и как она сказала, что тоже любит меня. Наверняка она любила меня в то время. Иначе зачем же мы поженились? Я был самым бедным из немалого числа из редакторов, которые захотели жениться на ней, как только она пришла работать в нашу газету. Меня, как и всех, пленили ее приветливая улыбка и манера разговаривать, глядя прямо в глаза собеседнику. Я был пленен больше других, и мне приходилось делать над собой невероятное усилие, чтобы держаться с ней нормально, так же, как с другими сотрудницами редакции. Я всегда старался отводить глаза в сторону от того места в нашей просторной редакторской, где сидела она. Она первая начала подходить к моему столу — то посоветоваться с более опытным коллегой по поводу темы статьи, то показать написанное, прежде чем отдать в типографию. Потом стала делиться со мной своими домашними проблемами: они настаивают, чтобы она выходила замуж, и демонстрируют ее женихам словно товар. Она ни за что не выйдет замуж подобным образом. Она сама выберет себе мужа. Почему только мужчина имеет право на выбор?..