Поток его размышлений был прерван появлением сморщенной негритянки, ковыляющей ему навстречу вдоль реки по той же дороге, по которой он тащился уже более получаса. Она была в бесформенном ситцевом одеянии, а на голове ее красовалось три широкополые, грубо сплетенные из листьев пальметто[3] шляпы, насаженные одна на другую. Он вспомнил, что уже видел эту старуху рано утром с верхней галереи гостиницы, когда она, прихрамывая, брела по дорожке. Навстречу ей шли двое мужчин, увлеченных беседой. Как только их пути пересеклись, она сорвала с головы две шляпы, перевернув их, протянула к мужчинам и при этом вкрадчивым голосом проговорила всего одно лишь слово: «Подайте!» Оба бросили в протянутые к ним шляпы по мелкой монетке. Третья же шляпа оставалась на голове женщины, защищая ее курчавую макушку от палящего солнца. Сейчас она приблизилась к нашему страннику и проделала то же самое, если не считать того, что сняла только одну шляпу. Незнакомец порылся в кармане, извлек три серебряных доллара и бросил их старухе.
— Тут по монетке для каждой твоей шляпы, тетушка! — произнес он. — Пожелай мне удачи!
— Молюсь великому Господу! — воскликнула негритянка. — Молюсь ангелам на небесах — дали сегодня Моппи удачу. Пожелать тебе счастливо? О, ты уже счастливо, у тебя все есть. Это Моппи говорит: Боженька любит тебя. Аллилуйя! Благослови тебя, и сердце твое, и душу! Моппи говорит свое заклинание, чтобы Бог принес тебе удачу. И сейчас.
Не успела она заковылять прочь, как за крутым поворотом дороги он увидел дом, к которому так упорно стремился. Действительно, дом возник так внезапно, что, забыв все «заклинания», он с радостью почувствовал, что удача наконец пришла к нему, ибо сейчас перед ним, восхитительно неизменный, несмотря на все перемены вокруг, находился объект его сердечных устремлений.
Он снова остановился, чтобы рассмотреть дом в сверкающем свете послеполуденного солнца. Да, он был точно таким, как в его воспоминаниях, только теперь, находясь совсем близко, он казался еще более впечатляющим, более прекрасным и более желанным, чем издалека. Особняк не был длинным, низким и бесформенным, как большинство образцов ранней луизианской архитектуры. Это было массивное квадратное сооружение, окруженное коринфскими колоннами, три этажа взмывало ввысь, не считая бельведера, венчавшего дом. И что особенно поражало и восхищало незнакомца в особняке — это почти невероятное сходство с самыми крупными и замечательными плавучими дворцами, на которых он сделал свое состояние. Широкие галереи точь-в-точь напоминали просторные двухэтажные палубы; две лестницы, находящиеся внизу, на земле, на большом расстоянии друг от друга, встречались высоко вверху, над главным входом, точно так же, как лестницы, ведущие к огромному входу в главный салон на роскошном речном пароходе; и даже бельведер блеском своего стекла очень напоминал рулевую рубку. Этот дворец даже приходился больше ему по вкусу, поскольку стоял на твердой земле, а не плыл по воде. Годы странствий остались позади, по крайней мере он на это надеялся.
Незнакомец по-прежнему стоял, не сводя зачарованного взгляда с открывающегося перед ним зрелища, когда входная дверь медленно отворилась и на галерею вышла дама. Он не сомневался, что она почувствовала его присутствие; однако она не сразу посмотрела в его сторону, а сначала повернулась вправо и, слегка перегнувшись через перила, стала вглядываться в расположенный в саду фонтан, словно там было что-то привлекшее ее внимание.
Женщина была одета в черное платье явно устаревшего фасона; в нем ощущалась мода довоенных дней, нынешние стали более сдержанными в объеме. Однако платье смотрелось на даме красиво, даже несколько шикарно. Овальное и очень бледное лицо женщины свидетельствовало о том, что она бережет цвет лица и не рискует подставлять его солнцу. Поскольку незнакомец видел ее лицо вполоборота, то не мог разглядеть глаз, о чем сразу пожалел; но, с другой стороны, ее поза позволяла ему рассмотреть небезупречный, но пикантный профиль. Его восхищение возросло еще больше при виде покатых плеч, полной груди и узкой талии. Ее черные, как и платье, волосы были очень блестящими и чрезвычайно пышными, и все это изобилие, собранное в локоны и косички, завершалось затейливым «водопадом». Будучи человеком проницательным, незнакомец догадался, что у нее нет достаточных средств, чтобы обзавестись новыми туалетами, равно как отсутствует и сноровка или стимул перешить старые, однако ей доставляет удовольствие следить за модой на прически, описываемой в журнале Годе[4].
4
Годе Луи Антуан (1804–1874) — американский издатель, который в 1830 году основал первый журнал для женщин.