— Я вполне понимаю неохоту мсье Лабусса расставаться с женой хотя бы на один день, — произнес он. — Или на одну… — Он не произнес слова «ночь», но оно повисло на его губах, как несколько минут до этого на ее губах замерло приглашение, и она оба прекрасно понимали это, равно как и то, что высказать желаемое им помешали лишь условности. Она отняла руку, но не резко, а так, словно имела в виду легкий упрек.
— Своими комплиментами, мсье, вы смущаете меня, — проговорила она. — Ну, да ладно, позвольте, я провожу вас в гостиную и оставлю там ненадолго, чтобы распорядиться о прохладительном.
И она распахнула огромную дверь, расположенную под широким веерообразным окном. Взору Клайда открылась зала, разделяющая весь дом пополам и кажущаяся широкой лишь из-за своей огромной длины. В этом отношении зала соответствовала обычной планировке плантаторских домов на Глубоком Юге[5], но двойная гостиная, куда мадам Лабусс провела гостя, весьма отличалась от того, что ему приходилось видеть прежде. Как и зала, она проходила по всей длине дома; сводчатая колоннада отделяла передний вход от заднего, однако это скорее прибавляло пространства, нежели скрадывало его. Стены и потолки были щедро украшены фресками, и, хотя шторы были задвинуты из-за палящего солнца и в гостиной стоял полумрак, Клайду все же удалось рассмотреть, что на них изображено: вверху стен он увидел шпалеры, увитые цветами и виноградными лозами, а над шпалерами — птиц с ярким оперением, нарисованных так, словно они сновали во все стороны на фоне ослепительно голубого неба; на потолке же в тон стенам были нарисованы два херувимчика, которые, казалось, поддерживали хрустальные люстры.
— Вижу, вы по достоинству оценили эти красивые фрески, — тихо сказала мадам Лабусс, заметив, с каким видом гость осматривается вокруг, и услышав одобрительные восклицания по поводу увиденного. — Что ж, оставляю вас изучать фрески и распоряжусь насчет скромного угощения, которое смогу предложить вам.
Плавно скользя, она грациозно удалилась; ее пышные юбки вздымались — было очевидно, что мода на «греческий наклон»[6] еще не дошла до побережья. Больше Клайд не разглядывал ее немодного платья с кринолином, его взгляд сосредоточился на чрезвычайно тонкой талии. Мерилом женской красоты всегда считалась талия, которую мужчина может обхватить пальцами, но Клайду редко попадалась фигура, способная угодить его вкусу. Даже у Люси не такая, с досадой припомнил он. Он убедился в этом однажды. Люси тогда совсем разнежилась и готова была растаять, а он вместо того, чтобы обнять ее, умышленно сложил ладони у нее на талии. Пальцы встретились сзади, однако большие пальцы не смогли сомкнуться спереди, а он так надеялся на это, считая фигуру Люси идеальной! И Люси, огорченная, вспыхнула, вырвавшись из его объятий, — она явно догадалась, о чем он думает. Он не мог решить тогда, огорчилась она или обиделась на него. Люси была очень чувствительна и застенчива. Несмотря на то, что она была матерью двоих детей, иногда не укладывалось в сознании, что перед вами молодая вдова, а не юная девственница.
Что ж, эта женщина тоже побывала замужем и, безусловно, не нуждалась во вдовьем трауре, чтобы открыть факт своего знакомства с брачными узами. Ее поведение было безупречным, но в ее внешности и манере держаться не было ничего девичьего. Клайд подумал о том, как бы она отреагировала, попытайся он измерить ее талию. Не то чтобы его страсть к Люси угасла, нет. Она была такой нежной и красивой и абсолютно отвечала всем требованиям, предъявляемым южанке благородного происхождения. Но Люси сейчас находилась в Виргинии, а он — в Луизиане, а его обаятельная хозяйка с тоненькой талией не была, как он думал, южанкой благородного происхождения в обычном смысле этого слова. По слухам, Маршан Лабусс во время одной из своих поездок в Европу познакомился с некоей молодой француженкой по имени Доротея, и они безумно влюбились друг в друга почти с первого взгляда. Что ж, теперь, когда Клайд увидел эту девушку или, скорее, grand amourense[7] в полном ее расцвете, он вполне мог понять Лабусса. Ибо не сомневался, что Доротея действительно была grand amourense, или, по крайней мере, имела к этому все задатки…
Он попытался не думать о Доротее Лабусс и ее тоненькой талии и стал размышлять о том, не будет ли непозволительно дерзким с его стороны немного раздвинуть шторы, чтобы отчетливее рассмотреть фрески, но тут мадам Лабусс вернулась в гостиную. За ней следовала неуклюжая и неопрятная негритянка с красиво сервированным серебряным подносом.
5
Юго-восточная часть США, главным образом, те штаты, которые граничат с Мексиканским заливом.
6
Поза или походка, когда торс чуть наклонен вперед, считавшиеся модными главным образом в конце XIX в.