Тем временем он несколько раз узнавал, как идут дела у Винсентов. Первое из писем пришло от Арманды, которая писала, что отец совершенно сдал; однажды доктор вышел из комнаты больного с траурным выражением лица и сказал, что было бы вернее послать за священником. Спустя примерно десять дней Клайд получил письмо от миссис Винсент, где она писала, что, несмотря на то, что имело место соборование, ее дорогой супруг в конце концов оправился и у него даже несколько восстановилась речь, хотя в физическом отношении он совершенно беспомощен. Вообще-то, — продолжала она, — сейчас я пишу к вам в соответствии с желанием Ламартина. Совершенно ясно, что наша поездка во Францию затянется, и если потом он и сможет вернуться на Викторию, то уж никак не сможет управлять ею. В свете этих обстоятельств, поскольку плантация имеет для бедного Ламартина огромное значение, как и для нас с Армандой, то, может, вы возьмете на себя управление ею на деловой основе? Вы ведь уже долгое время, по сути дела, управляете ею. И дорогой Ламартин, и бедняжка Савой всегда полагались на ваш совет и вашу помощь, и мне известно, что с тех пор, как мы переживаем нашу великую утрату, вы играете весьма активную роль. Мы весьма благодарны вам за ваши добрые дела, но не можем же мы и впредь бесконечно позволять себе принимать вашу доброту. Так что мы очень высоко оцениваем вашу поддержку, и если бы вы могли сообщить нам ваши условия на будущее, при которых подобный договор был бы не только справедливым, но и выгодным с вашей точки зрения, мы были бы только рады.
Вот она и пришла… та возможность, на которую он так долго надеялся. Уже несколько раз он сажал Ларри на плечо и ходил с ним через парк и фруктовый сад к конюшням и маслобойне. А совсем недавно он начал сажать Ларри на седло перед собой, отправляясь верхом к сушильне табака и к помещению, где варили кленовый сахар. Вот и сегодня он впервые со своей драгоценной ношей уехал далеко-далеко в поле — они миновали обугленные останки Монтерегарда, от которых Клайд поспешно отвел глаза, и в конце концов очутились возле огромного дома Винсентов, на их обширной плантации. Малыш сидел на лошади так же прямо, как в коляске или на высоком стуле, и совершенно не выказал страха, когда Корица, любимая лошадь Клайда, сменила прогулочный аллюр на иноходь. Напротив, Ларри издал радостное гуканье. И Клайд, крепко обнимавший малыша одной рукой, поднял вторую и, сделав ею широкий жест, проговорил, натянув поводья:
— Однажды это будет твоим, Ларри. Все! Но когда это станет твоим, это будет стоить намного дороже. Намного! Я прослежу за этим.
Ларри снова довольно загукал и заколотил крошечной ручонкой по луке седла. Клайд уже знал: это означает, что мальчику захотелось, чтобы они поехали побыстрее. Тут же лошадь пошла энергичнее, и до конца поездки они объехали обе плантации. Потом, уже поздно вечером, Клайд, уложив Ларри спать, провел несколько часов за подсчетами. Перед тем, как самому лечь в постель, он написал письмо миссис Винсент, где сообщил, что весьма польщен ее просьбой, что подобная просьба — это огромная честь, оказанная ему миссис Винсент, и что он с радостью принял бы управление Викторией на деловой основе, предложив оплату за это в количестве пяти тысяч в год. Он прикинул, что если будет действовать аккуратно, то сможет постепенно выплатить закладную за Синди Лу и еще останется достаточно денег на жизнь ему и Ларри с дохода от его собственных урожаев. Ему удастся даже кое-что откладывать на образование Ларри. А все, что он получит от Виктории, можно потихоньку собирать, чтобы в конце концов приобрести Викторию для себя… для Ларри. Если все пойдет хорошо, то через десять лет у него будет пятьдесят тысяч долларов плюс проценты, а имея пятьдесят тысяч… Даже если он не доживет до того времени, когда Ларри станет взрослым… хотя десять лет-то он смог бы протянуть. Сможет и должен.