Решительным движением он подозвал официанта, вручил ему чек и поднялся из-за стола. Возвращаясь в отель, он не произнес ни слова, а как только они вошли к себе, прямиком направился в гардеробную. Когда он присоединился к Люси, та уже лежала в постели. Даже в полумраке Клайд уловил тревогу на ее лице. Она протянула к нему руки и нежно проговорила:
— Дорогой, я тебя чем-то обидела, верно? Знай же, я не намеревалась этого делать. Но тем не менее извини меня. Я скорее умру, чем причиню тебе боль.
— О ангел мой милый, ты не причинила мне боли, — поспешно ответил он и с этими словами опустился около нее на колени. — Но… Помнишь, как еще очень давно, перед нашим обручением, я хотел рассказать кое-что о себе, а ты остановила меня? Ты сказала, что у нас будет достаточно времени, когда ты выйдешь за меня замуж… то есть если согласишься. А потом, похоже, ни разу не было подходящего момента. Но я не зря старался быть достойным тебя, дорогая, знаю, ты поверишь мне.
— Конечно же, я верю. Я верю всему, что ты говоришь. И не хочу, чтобы ты что-то рассказывал мне, если ты сам считаешь, что момент еще не наступил.
— Ты уверена, что тебе так хочется?
— Уверена, как и в том, что люблю тебя всем сердцем и душою!
— Хорошо, — с трудом проговорил он, вновь проглатывая тяжелый комок в горле. — Тогда я не буду стараться многое рассказать тебе сегодня. Расскажу лишь кое-что. В Сент-Луисе ничто не сможет заинтересовать тебя, если ты хочешь увидеть места, связанные с моим детством или счастьем. Ибо таких мест там нет. Первый свой дом, какой я помню, — это сиротский приют. Еще помню, что в нем было очень плохо и бедно. Думаю, мне известно, кто была моя мать, однако об отце я совсем ничего не знаю. Женщина, которая, как я считаю, была моей матерью, перестала приходить ко мне, когда мне было около десяти лет. Я спрашивал о ней, но никто из приюта так и не ответил, где она и что с ней. Я ждал ее, ждал, когда она придет снова, но так и не дождался. Тогда я сбежал из приюта. Я надеялся найти ее, но так и не смог, а потом бросил бесплодные поиски. Тем временем мне надо было позаботиться о себе, что я и сделал. И должен сказать, у меня это неплохо получилось.
— О Клайд, не надо больше ничего рассказывать! Я не вынесу этого! И, уж конечно, нам не надо ехать в Сент-Луис… никогда… никогда… никогда!!!
И она заплакала, горюя о его несчастном сиротском детстве. Ее совершенно не шокировало его сомнительное происхождение, и она не видела ничего постыдного в том, что он даже не знал своего отца. Единственные чувства, охватившие ее по отношению к нему, были сострадание и бесконечная доброта…
Наконец, успокоившись и выплакавшись, она высвободила руку, немного отодвинулась в сторону и сунула руку под подушку.
— Ой, у меня нет ни одного носового платка, — снова чуть не заплакав, проговорила она. — Ну, почему у женщины никогда его нет под рукой, когда он ей особенно нужен? Ты не можешь дать мне платок, Клайд? Они у меня в верхнем ящичке комода… О, спасибо тебе, милый.
Она улыбнулась ему, и улыбка эта была приглашением. Он понял, что печаль ее прошла и теперь она готова доказать ему свою любовь иным способом, что ей сейчас хочется, чтобы он не стоял рядом на коленях, а заключил ее в объятия. И когда он сделал это, восторг, с которым она приняла его, даровал ему не только исступленное ответное чувство, ожидаемое им, но и твердую уверенность, что в любви жены он найдет наслаждение, способное побороть и как бы скомпенсировать все прошлые печали и горести, выпавшие на его долю. Да, воистину он открыл новые небеса и новую землю. Еще ни разу Люси не принадлежала ему настолько полно, как в следующие мгновения.
3
Итак, вопрос о поездке в Сент-Луис больше не поднимался, но спустя несколько дней Клайд сообщил Люси, что он предварительно заказал им места в одном из «Серебряных дворцов», курсирующих по Центральной Пенсильванской железной дороге между Нью-Йорком и Питтсбургом. Поезд отходит в понедельник. Клайд полагал, что Люси без труда заметит огромную разницу с первой их поездкой по железной дороге, когда они поездом добирались от Ричмонда в Аквию, а затем от Вашингтона до Джерси-Сити. «Серебряные дворцы» считались не менее удобными, чем самые роскошные пароходы, и могли предложить все, что угодно: некий мультимиллионер по фамилии Стодарт вложил несметные богатства в расширение сети железных дорог и больше всего на нынешней фазе их развития. Кроме того, Люси не придется быть пленницей купе в течение двадцатичетырехчасового путешествия, ибо расписание настолько удобно рассчитано, что путешественники имеют возможность размяться за обедом в Гаррисбурге и за ужином в Алтуне. С другой стороны, если Люси предпочтет ехать ночью в одном из новеньких пульмановских спальных вагонов, то они смогут выехать из Нью-Йорка на «Пасифик-экспресс» в семь вечера, а до Питтсбурга добраться примерно к десяти утра. Ну, и что она думает по этому поводу?
Он уловил, что выбор дается ей с трудом, и чуть-чуть любовно поддразнил ее, когда ее окончательным решением стало отправиться днем. Клайд точно не знал почему: хотелось ей посмотреть новые места или ей не нравилось, что придется одеваться и раздеваться в поезде. И он спросил ее об этом. Люси ответила, очаровательно покраснев, что ей вовсе не придется раздеваться; она только сменит дорожный костюм на темное домашнее платье и чуть ослабит корсет. Конечно, утром возникнут неизбежные неудобства… Он рассмеялся и сказал, что благоразумнее отправляться в постель со всеми удобствами, в пеньюаре. Кстати, в пульмане спится намного лучше, чем в отеле на Пятой авеню. Но при этом он понял, что ей этого не очень хотелось, и не стал настаивать. Не мог же он, в конце концов, убеждать ее, что в поезде у них будут раздельные комнаты для переодевания. Ведь им придется делить купе, а несмотря на то, что они уже несколько недель муж и жена, они еще так и не видели друг друга обнаженными. Люси воспитана в понятиях, что женщина из общества не должна обнажать свое тело больше, чем это общепринято, даже при муже и собственном враче. Клайд надеялся, что однажды она откажется и от этого, как уже отказалась от былого представления о супружеских отношениях. Однако он понимал, что время для этого еще не настало.
Итак, они сошлись на «Серебряном дворце» и в понедельник в девять утра покинули Нью-Йорк. Деревья уже сбрасывали листву, и ровная голая местность, утратившая свою осеннюю красочность, являла собой беспросветно скучное и унылое зрелище в течение нескольких часов их поездки; однако Люси сначала была заворожена великолепием и комфортностью вагона, а затем наслаждалась ранее неведомыми ей впечатлениями от ужина на железнодорожной станции.
— Тебе намного больше понравится в Питтсбурге, — заметил Клайд. — Там более стильно и поразительно фешенебельно. И еще одно: кроме пассажиров постоянные посетители этого заведения — местная аристократия. Владелец ресторана полковник Ангер — весьма добродушный и гостеприимный джентльмен, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Он высокий, стройный, с выправкой военного. А вот его супруга — полная противоположность ему: толстенькая, низенькая и всегда носится по обеденной зале с попугаем на руке.