Поддатый метал шары в другом конце павильона, а справа от него играл рыжий. Где обретался третий, не знаю. Но играть они умели, и это выводило меня из себя. Из прорезей автомата у них так и перли целые гирлянды квитков с очками.
Ну хоть оставили меня в покое, и то ладно.
Но тут верзила вытащил сигарету. Только курить-то здесь, наверное, нельзя. Надо выйти из павильона.
И он направился к выходу. И оказался прямо у меня за спиной. И эта пьяная скотина дотронулась до меня.
Прямо всей пятерней ухватила за задницу.
Ну, тут я совсем вышла из себя.
Крутанувшись на месте, я с размаху двинула его по морде. Пожалуй, еще пинков ему надавала, не припомню хорошенько. Он рухнул на спину прямо на автомат для игры в пинбол и чуть не опрокинул его. Я орала, что сегодня у моего мальчика день рождения и надо же всякой сволочи лезть ко мне и все портить.
Глаза у поддатого стали такие, будто он сейчас на меня кинется. Только не довелось. Его рыжий приятель в два счета очутился рядом, да и парень, который на входе плату взимал, тоже оказался тут как тут. Вдвоем они так в него вцепились, что он и шевельнуться не смог.
Рыжий все повторял:
— Прекрати, Дон. Немедля прекрати. Она же с ребенком, ты что, не видишь?
Я повернулась к ним спиной и увидела, что мой именинник напуган до смерти.
Ну почему люди не могут оставить нас в покое?
Парень, который работал в павильоне, велел поддатому проваливать и больше не возвращаться.
Тот, злой как черт, скатился по лестнице на пляж. Рада сообщить, что больше я его не видела.
Рыжий вернулся в то место кегельбана, где они играли, и забрал все квиточки. Получилось два длиннющих мотка. Потом он опять подошел к нам. Я понимала, что он неплохой человек, но все равно никого не хотела видеть.
— Простите моего друга, — говорит.
Сколько же они выиграли! В руках не умещается. Вот ведь несправедливость! Моему бы мальчику столько. Ну почему всяким мерзавцам так везет?
— Вам надо сменить друзей, — отвечаю.
— Дон неплохой мужик. Просто перебрал маленько.
Кожа у него была в веснушках, у рыжих такое сплошь и рядом. Готова поспорить, ему нельзя долго находиться на солнце. Он был старше меня, но ненамного. Лет двадцати, наверное.
— Насчет вашего друга, — говорю. — Вы уж от него подальше. А то вляпается в дерьмо в очередной раз и вас за компанию забрызгает.
Я взяла Леонарда за руку, и мы удалились.
Нас ждала карусель.
Леонард оседлал лошадь. Цвета она была серебряного, и грива развевалась по ветру. А шея была так выгнута, что просто ужас.
Я умостилась на лошади рядом с сыном. Скакуна плавно подбрасывало. Вверх-вниз. Вверх-вниз.
Я закрыла глаза и представила, что мы с Леонардом скачем на настоящей лошади по склону холма, у подножия которого плещется океан, я хорошо вижу волны сквозь опущенные веки. Фантазия у меня работала, тем более что и впрямь пахло морем.
Леонард пришпоривал рысака и понукал его.
Играла музыка.
Когда я открыла глаза, рыжий стоял неподалеку. В руках у него был большой плюшевый жираф. Наверное, обменял все свои выигранные очки на самую красивую игрушку. И на что мужику такая штука?
Когда наша конная прогулка закончилась и мы сошли с карусели, рыжий подошел к нам и попробовал всучить жирафа Леонарду.
— Подарок на день рождения, — говорит.
Сперва я не могла взять в толк, откуда он знает, но потом вспомнила, что сама всех оповестила. Громким криком.
Я знала, Леонарду очень бы хотелось получить в подарок жирафа. Но ведь половину выиграл поддатый.
— От вас нам ничего не надо, — отвечаю.
И поворачиваюсь спиной. Раз и навсегда.
Денег у нас было только на обратный автобусный билет. Но тогда Леонарду ничего не останется на память.
Я обернулась. Парня с жирафом и след простыл.
Неподалеку от карусели находилась кабинка моментальной фотографии. Кидаешь в щель деньги, садишься и задергиваешь занавеску. Машина тебя фотографирует и немного погодя выплевывает снимки.
Как же я раньше не догадалась? Вот дура-то. Поменьше бы шары кидали, вот и остались бы денежки на фотографии. Здорово бы получилось — все-таки память о таком важном дне в жизни Леонарда.
Я подошла к кабинке и запихала в щель все монетки, которые у нас остались. Может, я и зря так сделала. Как мы теперь доберемся до дома? Но я подумала: ничего, как-нибудь выкрутимся. Фотографии-то важнее.
Мы вошли в кабинку и задернули полог. Перед нами оказалось зеркало. Леонард любит смотреть на нас двоих в зеркало. Всегда улыбается своему отражению. Передние зубы у него выпали и еще не выросли заново. И очки у него такие большие и толстые. Ему бы очки поизящнее. Полегче.