В кухню входит Митч и спрашивает, что я делаю.
— Разговариваю с птицей, — отвечаю.
— Разговор складывается?
— Эге.
И тут Графф в другой комнате вопит:
— Твою мать!
И мы с Митчем одновременно произносим:
— Штраф-копилка.
В конторе делается тихо. Откуда-то из глубины появляется Графф, останавливается у большой стеклянной банки и принимается рыться в карманах.
— Чтоб тебя, — произносит Графф. — Тут никаких денег не хватит.
Все смеются. Только Графф мрачен. Ему предстоит положить в банку два доллара. Мы уже заработали на Граффе кучу денег. И она прирастает каждый день. Хоть все и стараются прикусить язычки и не транжирить средства зря.
Когда я перевожу взгляд на окно, воробей уже упорхнул. Ничего страшного. Перл приходит ко мне во всем. Пламя свечи, дождь, птички — это все Перл. И даже когда дождик перестает, или Митч задувает свечу, или птица улетает, мне кажется, она остается со мной.
Я полон ею. Это так замечательно.
— Сегодня придет одна дама, хочет проверить, хорошо ли тебе у нас.
Какая еще дама, интересно? И какого черта ей взбрело в голову, что мне у Митча плохо?
Митч говорит:
— Когда маленький мальчик живет без мамы, обязательно приходят люди, которые работают на правительство, и проверяют, все ли с ним в порядке. Эта дама должна решить, сможешь ли ты жить со мной. Если тебе здесь хорошо, так ей и скажи.
— Хорошо. Я ей так и скажу. И еще скажу, что у меня здесь немерено друзей.
Потом, когда дама ушла, Митч сказал: если у меня есть желание, мы можем взять деньги из штраф-копилки и потратить их, на что я захочу.
Значит, на эти деньги я могу покупать игрушки и компьютерные игры. Компенсация за плохие слова при мне. Так Митч сказал. Ну, игрушек-то я почти не покупаю. Я лучше схожу куда-нибудь с Митчем. В кафе там, или в кино. И мне веселее, и Митчу. А то ему скучно, я-то вижу.
— А откуда эта дама знает, что я здесь?
Мне как-то не доводилось разговаривать с правительством. Да и Митча в такой роли мне трудно себе представить.
Оказывается, миссис Моралес обратилась в полицию, чтобы объявили Перл в розыск.
— Ой, — говорю. — Только вряд ли они ее найдут.
Мои слова вызывают у Митча тревогу. Я понятия не имел, что для него это так важно.
— Может, ты что-то знаешь, а я нет? — пристает Митч.
Что ему ответить? Сложный вопрос. Ведь, может, он и на самом деле чего-то не знает из того, что знаю я. Только мне ведь не известно, о чем он осведомлен, а о чем — нет. Так что тут не скажешь наверняка.
Тогда Митч уточняет свой вопрос. Не говорила ли мне Перл, куда собирается? Нет, отвечаю, словечком не обмолвилась.
— А почему ты тогда думаешь, что полиция ее не найдет?
— Ну, они наверняка будут ее искать не там, где надо.
Про полицию я толком ничего не знаю. Но мне известно кое-то другое. Вы когда-нибудь видели, чтобы полицейские искали кого-то в капле дождя или в брызгах волн? Или, положим, в воробье?
МИТЧ, 25 лет
Люби мою жену
В доме Гарольда Столлера — тридцать пять комнат. На площади в четыре акра. Дом самодовольно расселся на холме, с одной стороны — океан, с другой — огни города. Мужик срубил деньжищ на программном обеспечении. В принципе, я занимаюсь тем же самым. Только у него получилось лучше и быстрее. Впрочем, это сразу видно.
Парковщик ставит куда положено мой ржавый «вольво», а я направляюсь к двери дома в своем единственном парадном костюме и при единственном шелковом галстуке. Галстук мне подарила Барб после того, как я пожаловался, что мне нечего нацепить на шею, если вдруг приспичит. У уха сопит отглаженный Леонард. На нем самая новая и чистая пижама. Одеяло, в которое он завернут, вполне пристойного вида.
А что мне было делать в сложившихся обстоятельствах?
Я стучу. Дверь открывает горничная в черно-белом наряде.
Ну дела. Просто сюрреализм какой-то. Вот это жизнь. Только к чему все это?
— Митчелл Деверо, — представляюсь я.
— Добро пожаловать.
Проникаю в холл. Что делать дальше? И тут я вижу ее. Я как раз собираюсь спросить у горничной, куда пристроить ребенка. Удобно ли будет сунуть ей пару долларов, чтобы она уложила спиногрыза спать? Не пойду же я на тусовку к мэру с Леонардом на плече! Или пойду? А если он проснется в незнакомом месте и напугается?
Тут-то из кухни и появляется Барб, останавливается в конце длиннющего холла и смотрит на меня. Не слишком консервативная прическа — само очарование, облегающее платье — чуть длиннее обычного пиджака. И ноги. Вот это ноги!