Говорила ли она хоть когда-нибудь Митчу, что любит его? Наверняка как-нибудь дала понять в своей странной зажатой манере. Только так она может выразить свою любовь. Так все и произошло, будь я проклят.
Когда я вернулся домой, оказалось, что звонил Митч и просил меня перезвонить ему.
Я набрал номер конторы. Митч известил меня, что получил большую премию и хочет преподнести мне подарок. Что я хочу больше всего на свете?
— Больше всего на свете я хотел бы сменить очки на контактные линзы, — говорю.
— Заметано.
К врачу он меня отвез на новеньком темно-синем «мерседесе» с откидным верхом. Митч не только заказал линзы, он еще открыл от своего имени счет в этой оптике. Теперь, когда мне понадобятся линзы или новый рецепт, Митч все автоматически оплатит. Вечные линзы.
— Иначе какой же это хороший подарок? — сказал Митч.
Для меня это было очень важно. Я же не знал, сколько протянут новые линзы, если я по-прежнему буду получать тумаки.
На этот раз Митч заработал у Гарри немерено денег.
Я связался с Барб и оставил ей сообщение на автоответчике. Я сказал, что ее помощь уже не требуется, но я не жалею, что разговор состоялся.
МИТЧ, 37 лет
Вспышки и светляки
Мне вспоминаются всего два случая, когда Леонард не мог без меня обойтись. Только два раза за всю свою жизнь он кинулся ко мне. Значит, было из-за чего. Вообще-то он замечательно обходился без отца. А тут так сложилось, что было не обойтись.
Между первым и вторым случаем прошло двенадцать лет, почти день в день. Мизансцена всякий раз одна и та же: занимаюсь я, значит, любовью с Барб, а он хлопает меня по плечу — буквально или фигурально — и сообщает, что есть дела поважнее. Я, конечно, вне себя от злости — да пропади все пропадом, в данный момент существует только Барб! Хотя, с другой стороны, мы с ней предавались греху сотни раз, а Леонард призвал меня в отцы всего дважды. Можно и прерваться.
В первый раз он похлопал меня по плечу, когда задыхался. Во второй раз — когда потерял зрение.
Зазвонил телефон. Ну и черт с ним.
— Не реагируй, — просипел я. Барб была сверху и, похоже, собиралась снять трубку. — Пусть себе звонит.
— Мой телефон на переадресации, — сказала она. — Вдруг это Гарри. Надо ответить.
К счастью, при слове «Гарри» весь мой запал пропал, и протест угас сам собой.
— Алло, — говорит Барб, сидя на мне верхом. Молчание. — Да, милый, он рядом со мной. — Барб прикрывает трубку рукой. — Это Леонард. Голос у него ужасно расстроенный.
Когда я подъехал к дому Джейка и Моны, Леонард сидел на крыльце. В полных потемках. Свет в доме не горел, все добрые люди давно уже дрыхли без задних ног. Леонарда я разглядел, только когда он поднялся с места.
Три слова, которые Леонард сказал по телефону, так и дребезжали у меня в голове. Вспышки и светляки. Сразу два сигнала тревоги. Опасность полной потери зрения.
— Леонард, — спросил я, когда он сел в мою новую машину, — давно у тебя эти симптомы?
— Вспышки уже несколько дней. Светляки примерно столько же. А сегодня вечером на мой левый глаз опустилась пелена. Тут-то я и перепугался.
— Почему ты никому не сказал? — Голос у меня все громче. — Почему ты ничего не сказал мне?
Я не хотел повышать голос. Но пелена! Значит, отслоение сетчатки. Завеса — это ведь сама сетчатка. Безболезненное скатывание в слепоту. Теперь единственный наш союзник — быстрота. И никто мне ни словечка не сказал.
Леонард весь замер, устремив взгляд прямо перед собой. Интересно, видят ли сейчас хоть что-нибудь его многострадальные глаза?
— Не кричи на меня, пожалуйста, Митч.
Казалось, он сейчас заплачет. А ведь Леонард никогда не плачет. Уж это-то я знал твердо.
Я затянул ручной тормоз и обнял мальчика.
— Мне страшно, Митч, — пролепетал он.
Я хотел было сказать, что мне тоже страшно, вот я и кричу. Только я и рта не раскрыл. Хотя вроде бы попытался разлепить губы.
— Я попросил Джейка и Мону, и они навели справки, — продолжал Леонард. — В стандартную медицинскую страховку входит неотложная помощь. Но у меня ведь не экстренный случай. Моей жизни ничто не угрожает. Мне не надо срочно пересаживать сердце, ничего такого. Вообще ясности нет. Я не сказал Джейку и Моне, как мне страшно. А то получится, что я в беде, а они сидят сложа руки. Они и так ужасно расстроены. Так что когда наступило ухудшение, я промолчал. А тебе позвонил. Прости, Митч.