Продюсер пододвигает микрофон ближе и обращается к собравшимся в зале.
– Уважаемые, прошу, соблюдайте тишину. Все хотят задать вопросы, и мы постараемся ответить на большую часть из них. Но это не значит, что нужно перебивать друг друга и пытаться заткнуть соседа.
Такое ощущение, что он учитель, а перед ним ученики. А мы тут так, просто для декора.
Я пытаюсь незаметно пододвинуться к Кристофу.
– Что это было? – шепчу я. – Почему ты не общаешься со мной уже несколько недель. Решил отомстить мне? Или что?
Он действительно не общается с тех пор, как нагрубил мне. Всё то время, что мы летаем по разным странам и даём интервью насчёт фильма – вместе или по-отдельности, Кристоф будто бы избегает меня. Я не лезла. Старалась не доставать его вопросами. Думала, это пройдёт. Но теперь мне кажется, что ничего не пройдёт. Как минимум, я хочу знать, что происходит.
На поставленный вопрос Кристоф не отвечает. Он смотрит на меня, хмурит брови, делает вид, будто я спрашиваю какую-то ерунду.
Ну уж нет, Ламбер, теперь так просто не отделаешься. Слишком уж долго я ждала.
– Кристоф! – пытаюсь надавить я, чем привлекаю к себе внимание Продюсера. Тот недовольно таращиться в мою сторону. Я аккуратно отодвигаюсь от Ламбера, недовольная таким результатом.
Конференция проходит в спокойном режиме. Актёры отвечают на вопросы, хотя большинство людей хотят задать вопрос именно нам с Кристофом. Если вопрос оказывается слишком провокационным, продюсер вмешивается и отказывается от ответа, вместо нас. Большая часть ответов и вовсе диктуется через наушник, хитро спрятанный в ухе. Если суфлёр позволяет ответить самостоятельно, он так и говорит: «отвечайте по желанию». Если нет – диктует полный ответ.
Не к тому я, конечно, стремилась, чтобы рассказывать о своей жизни таким вот образом. Я даже толком ничего и не рассказываю. Просто отыгрываю роль. Казалось бы, фильм уже снят, но мне до сих пор приходится играть. Но это всяко лучше чем то, что было на том интервью, когда ведущая попыталась задавить меня неловкими вопросами. По крайне мере здесь я не опростоволошусь. У меня есть помощь.
Где-то на середине конференции, понимая, что в ближайшее время желающих задать вопрос конкретно мне или Кристофу не будет, так как в зале микрофон начали давать только тем, у кого есть вопросы к другим актёрам, я не выдерживаю и снова пытаюсь пододвинуться к Кристофу.
– Ламбер! – теперь я настроено в два раза серьёзнее. – Я спрашиваю, что происходит?
Ламбер закатывает глаза.
– Неужели мы не можем обсудить это позже? – спрашивает он шёпотом.
– Не можем, – шепчу я в ответ, чуть ли не размахивая руками. – Когда всё закончится, ты снова сбежишь. Это что, месть за то, что я не разговаривала с тобой на съёмках?
– Никакой мести, – небрежно бросает Кристоф и отодвигается обратно.
Тут я понимаю, что ко мне хотят обратиться. Понимаю не только по тому, что вопрошающий с микрофоном называет моё имя, но и потому, что большинство из актёров пристально смотрят на меня. Я неловко смотрю в одну сторону стола, затем в другую, понимая, что оказалась в самом эпицентре внимания. На меня таращатся чуть ли не все, кроме Ламбера. Он делает вид, что меня просто не существует. Поднимает бутылку воды, делает глоток, и важно ставит её обратно, не обращая никакого внимания на происходящее.
– Да? – прихожу наконец в себя и оборачиваюсь к залу.
– Вы согласны? – спрашивает человек.
– С чем? – не понимаю я.
– С тем, что фильм может провалиться в прокате из-за некоторых скандалов, связанных с вами?
– Э-эм… – я теряюсь. Смотрю на продюсера. Динами в ухе настойчиво требует, чтобы я сказала, что никаких скандалов не было. Снова оборачиваюсь к залу, поднимаю подбородок и говорю: – Не понимаю о чём вы. Фильм показывает достаточно хорошие результаты.
Поняв, что со мной не договориться, человек теряет ко мне всякий интерес и обращается к моему партнёру. Человек из зала спрашивает уже у Кристофа: