С каждой секундой я закипаю всё сильнее и сильнее. Уже не могу держаться. Хочется встать и вмазать кому-нибудь. Плевать, что я, вроде как, пытаюсь сохранять спокойствие. Плевать, что я, вроде как, стараюсь больше не сходит с ума. Плевать на всё!
Я поднимаюсь и бью по трибуне. Судья содрогается, глядя на меня. Он поднимается, снимает очки и требует вызвать охрану. Адвокат закрывает глаза и молча мотает головой.
– Дрянь! – кричу я. Весь судебный процесс записывается на камеры. Я знаю, что его будут транслировать по телевизору. Какие-то отрывки покажут точно. Поэтому я открываю рот и произношу свою речь, уверенный в том, что это-то они должны показать точно. – Эвелина, если ты это видишь, хочу, чтобы ты знала, что теперь между нами точно не может быть ничего! Ты грёбаная предательница! Слышишь! Предательница!
К тому моменту, как полицейские хватают меня под руки и пытаются утащить из зала, я успеваю закончить свою блистательную речь со словами «я тебя любил, но теперь между нами всё кончено». Всё кончено…
Не может быть ничего…
Совершенно ничего…
Совсем…
Ничего…
Спустя несколько часов, сидя за решёткой я вспоминаю произошедшее на суде и думаю, какой же я дебил. Какой же идиот, раз додумался сморозить такую чушь…
Глава 39.
Эвелина.
– Что? Его посадили? Как такое возможно? – кричу я в офисе Майка, стоя перед его столом. Я упираюсь руками о столешницу и продолжаю давить: – Майк, мне кажется, ты превышаешь свои полномочия?
Он смотрит на меня безразлично.
– Думаешь, мне стоит уволиться? Что ж, может ты и права. Наверное, я слишком задержался на этом посту. – Он кладёт руки на стол, складывает пальцы в замок и деловито заявляет: – Устал я, если честно, от всего, что связано с Кристофом. Сколько уже можно объяснять, что он ублюдок? Он неисправим. – Майк мотает головой. – Ты не слушаешь меня, а затем совершаешь те же ошибки, что я совершал на протяжении пяти лет, которые отработал с Кристофом. Мне бы не хотелось, что ещё хоть один человек в этом мире пострадал от его необдуманных поступков. Он ведь ребёнок. Глупый, беспомощный, самовлюблённый ребёнок. Почему ты цепляешься за него? Почему надеешься, что он исправиться? Каждый раз, когда ты даешь ему шанс, он умудряется всё испортить. Неужели тебе мало того, что он уже сделал? Сколько ещё гадостей он должен натворить, чтобы ты наконец поняла? Поняла, кто он такой?
Я не верю услышанному. Я не верю, что Майк стал таким чёрствым и бесчувственным. Ещё полгода назад я считала его хорошим человеком. Смешно… но я считала, что он в сотню раз лучше Кристофа, но теперь, кажется, всё перевернулось с ног на голову.
– Ты не можешь говорить про него так, – пытаюсь оправдать Кристофа я. – Если тебе не удалось его исправить, не значит, что не удастся кому-то другому.
– Кому? Кому удастся? Может, ты имеешь в виду себя?
– Может и себя, – пожимаю плечами я. – Как бы ужасно он себя не вёл, я уже вижу, что он исправляется.
– Серьёзно? – выпучивает глаза Майк. – Ты, видимо, не слышала, что он говорил на последнем заседании.
– Я всё прекрасно слышала, – отвечаю я.
Я прекрасно слышала, как он обзывает меня дрянью и предательницей. Я видела запись с этого заседания, которая теперь крутится по всем новостям. Учитывая все скандалы вокруг фильма, я теперь даже не надеюсь на то, что у моей карьеры есть будущее. Говорят: чёрный пиар – тоже пиар. Да и фильм благодаря такому пиару возымел какой-то просто невероятный успех. Его посмотрело гораздо больше людей, чем должно было по предварительным прогнозам. Но всё это меня совершенно не волнует. Потому что я не хотела становиться известной благодаря скандалам. Я хотела стать актрисой, а не персонажем – чёртовым брендом!
– А почему он это говорил? – я скрещиваю руки на груди. – Может ты мне скажешь, почему он так говорил?
Майк мотает головой. Кривит губы. Делает вид, что не знает.