Впереди он заметил еще одного всадника — он тоже летел как стрела, припадая к гриве гнедого коня. Вроде бы это был подросток, по крайней мере тонкая фигурка его казалась совсем юной. Казалось, всадника переполняет отчаянное веселье, так отчаянно и безудержно он гнал коня вперед, и во всем, что он делал, чувствовалось нечто созвучное настроению Пилата.
Они почти достигли тропинки, ведущей наверх, к горным пастбищам, как сбоку раздался оглушительный свист. Пораженный Пилат видел, как со всех сторон к маленькому всаднику бросились бородатые коренастые люди, вооруженные мечами. Конь преследуемого взвился на дыбы, но получил очередной удар по бокам и понесся вперед. Всадник в отчаянной попытке удрать от разбойников пришпоривал коня снова и снова, что-то отчаянно крича, но те настигали, и спасения уже не было.
Пилат изо всей силы хлестнул своего коня и полетел туда, где начиналась жестокая схватка. Не глядя, он вытащил из ножен короткий меч, с которым никогда не расставался, и кинулся в самую гущу врагов. Краем глаза он успел заметить бледное как мел лицо всадника и молнией обернулся, готовясь принять первый удар. Он не замедлил последовать, а потом удары стали сыпаться со всех сторон, и он только и успевал крутиться, отвешивая удары мечом то направо, то налево, отбиваясь от наседавших разбойников, и совсем не видел маленького всадника, и боялся только одного — что о нем все-таки вспомнят, схватят и уволокут в чащу леса.
Сердце билось так сильно, что, казалось, разорвется. Он старался сохранять холодную голову, но уже появилось опьянение боем. Он отбивался со страстью, бешено вращая мечом, и уже не один враг упал под копыта его коня, орошая траву своей кровью. И наконец последний из нападавших с коротким хриплым вскриком, словно кто-то тяжело выпустил из груди воздух, упал наземь, и он смог остановиться, тяжело переводя дух.
Воцарилась мертвая тишина.
Только маленький всадник испуганно жался к столетнему дубу на краю поляны, исподлобья поглядывая на своего спасителя.
Казалось, конь был напуган не меньше его.
— Испугался? — спросил Пилат, подойдя и потрепав мальчика по плечу. — Ничего, не волнуйся. Вырастешь и будешь готов к любой схватке. А что же ты не уехал?
Мальчик поднял голову:
— Я боялась за тебя, Пилат.
Изумленный, юноша замер. Перепуганный подросток оказался его Клавдией, его возлюбленной!
Ее волосы, прежде подобранные, теперь рассыпались по плечам. Огромные черные глаза горели на все еще бледном лице.
— Так ты узнала меня?
Она усмехнулась:
— Да, когда ты подлетел словно вихрь и начал всех крушить своим мечом. — Остановила на нем долгий взгляд и с невыразимой нежностью произнесла: — Спасибо тебе, Пилат. Ты настоящий храбрец. Я думала уже, что не спасусь, что они утащат меня с собой.
Он с трудом заставил себя оторвать от нее взгляд.
— Все кончилось. Они больше не представляют угрозы для тебя. Но ты бледна. Ты очень испугалась. Тебе пришлось сегодня многое пережить. Поехали. Тут недалеко есть озеро и водопад, мы сможем там помыться и отдохнуть.
— Поедем. Вода смывает все страхи и боль. И все плохое, что случается, — тихо ответила Клавдия. — Она обладает чудодейственной силой.
Понтий не мог отвести взгляда от тоненькой фигурки, нежащейся в струях водопада. Клавдия не слышала его, не заметила его присутствия, и он возблагодарил за это богов. Пусть они будут свидетелями, он всеми силами пытался уйти, но не мог заставить себя сделать это.
Серебряные струи обрушивались и обрушивались на нее, и Понтий едва не лишился рассудка, глядя на ее белоснежное тело и мокрые черные волосы, падавшие на талию и бедра, словно змеи.
«Она должна стать моей! Эту женщину великие олимпийские боги создали для меня! Нет в мире и не будет во веки веков женщины лучшее ее, красивее и мудрее!»
Она вышла из водопада, шагнула на огромный валун, нащупывая босой ногой безопасную дорогу, и он больше не мог сдерживать себя. Он вышел из-за дерева и направился к ней.
Увидев его, она вздрогнула, но не отступила, лишь прикрыла туникой обнаженное тело. Она не говорила ни слова, только жгла его взглядом своих огромных черных глаз.
Понтий шагнул к ней.
— Я люблю тебя, — сказал он, и глаза его говорили больше, чем самые красивые слова.
Она молчала и не двигалась с места, словно не понимая.
— Я люблю тебя, — повторил он. — И давно люблю. Позволь мне быть с тобой.
Она улыбнулась ему самой лучшей своей улыбкой. Глаза ее сияли.