Выбрать главу

просто нужно время, чтобы восстановиться, но я уверен, что он сможет прожить долгую и

счастливую жизнь.

Его бы слова, да Богу в уши - это всё, на что я могу надеяться. Я не хотела ничего

больше, чем вернуть мою половинку назад. Я поблагодарила молодого врача и

направилась к человеку, которого я люблю.

Прошло минут десять, прежде чем я заставила свои конечности взять командование

на себя. Я медленно пошла по направлению к любви всей моей жизни. Каждый шаг

чувствовался, как ходьба против течения. Я не видела Льюиса с трехдневной заросшей

бородой со времен нашего медового месяца на острове Терек и Кайкос, десять лет назад.

Тогда это было сексуально, и имелась наша постоянная плотская потребность и любовь

друг к другу. Льюис отказывался бриться, пока случайно не появилось раздражение на

моей внутренней части бедра, во время одного из его душных сексуальных натисков. Я не

жаловалась. Но видеть сейчас щетину на его красивом лице, было насмешливо и

болезненно. Это был признак его бессилия.

Я достигла его кровати. Море врачей разошлись для меня. Один из них говорил со

мной где-то в комнате. Я не могла расслышать ни одного слова, что он сказал. Я ушла. Я

не могла быть частью этого мира без этого человека, без обмена тем же воздухом, что и у

меня. Я не помню, как взяла его за руку. Но когда я посмотрела на наши соединенные

руки, в тот момент я знала, что он всегда будет всей моей жизнью. Если он решит оставить

меня, либо изменит или умрёт, я никогда не перенесу всё это снова.

Мои вялые ноги отказывались держать меня. Я опустилась на колени рядом с ним,

все еще держа его безвольную руку. Я всхлипывала из-за себя и из-за своих детей, которые

нуждались в этом удивительном человеке, чтобы он проснулся, и мы могли знать, что их

отец жив. Я молча молилась моим бабушкам и дедушкам на небесах, чтобы они помогли.

На Льюисе было одето обручальное кольцо моего дедушки. Может быть, он мог бы

привезти Льюиса обратно ко мне. Я тогда не оставила бы его. Я бы двигала небо и землю,

чтобы удержать свою семью вместе.

Врачи должно быть ушли. Я открыла глаза через некоторое время, чтобы увидеть,

что в комнате тихо и пусто. Все, что я могла услышать, был звук моего рваного,

беспорядочного дыхания. Я встала, не отпуская руку Льюиса. Я поднесла свою другую

руку, чтобы прикоснуться к его красивому лицу. Я целовала его закрытые веки. Я сделала

первый полный вдох, с тех пор, как я вернулась домой. Я вдохнула его запах в себя. Это

был дом. Льюис всегда будет моим домом.

Я оторвала своё лицо и поднялась рядом с ним, устраиваясь ещё ближе к его телу. Я

должна была быть рядом с ним, мне нужно было услышать его сердцебиение. Я все еще

держала свою руку на его левой руке. Я была достаточно осторожна, чтобы не перемещать

или не касаться трубок. Я заметила, что на нем не было ожерелья, которое я подарила ему

на его тридцатилетие. Он не снимал его в течение последних десяти лет. Должно быть,

они сняли его с него, когда у него был сердечный приступ. Я поцеловала его обнаженную

шею, мои слезы текли и замачивали его больничный халат. Я прошептала ему: «Ты часть

моего существования, часть меня. Ты был в каждой строчке, что я когда-либо читала,

когда я впервые оказалась здесь». Мое дыхание успокоилось, но мои слезы же не

останавливались. Я продолжала цитировать для любви всей моей жизни, свои любимые

цитаты книг. «Ты знаешь, что я люблю тебя, ты же знаешь, что я тебя любила долго и

сильно».

Я представила нас, танцующих на свадьбах наших детей. Я представляла нас

стареющих вместе. Это не может быть концом нашей истории. Я поднесла свою

свободную руку ко рту и поцеловала каждый его дюйм. Я положила своё лицо в его руку и

сказала одну из его любимых строк из книги: «В последний час моей жизни, ты можешь

не выбирать, но должен помнить, что ты часть моего характера».

Я отказывалась спать всю ночь, боясь пропустить его пробуждение. Я спела ему

каждую песню о любви, что я могла вспомнить. Последнее, что я помню, прежде чем я

проиграла битву со своими усталыми глазами, я спела песню Льюиса, которая всегда

играла в моей голове, когда я думала о нас: " The Rose", Бетт Мидлер.

«Кто-то говорит, любовь - это река,

В которой тонет тонкая тростинка.

Кто-то говорит, любовь - это бритва,