Сначала мама отказалась отдать меня на курсы при американском консульстве и в британском институте, потом, правда, решилась записать меня туда, но в середине курса свободных мест не оказалось. Пришлось записать меня в академию иностранных языков, которая находилась на улице Гойи, очень близко от улицы Колумба, где проходили основные занятия. Таким образом, три раза в неделю я спускалась в подземный переход под площадью Кастилии, именно так я могла без всякого риска переходить улицу, и шла на уроки английского. Однажды я, как обычно, шла на свои дополнительные занятия и на лестнице увидела монахиню. Я почему-то решила, что это может быть Магда.
Женщина шла в том же направлении, что и я, поэтому уверенно пошла за нею по улице Гойи. Она шла очень быстро, а мне приходилось соблюдать дистанцию, чтобы быть незаметной. У меня уже не осталось сомнений, что это Магда, но догнать ее я не отважилась. Мы шли в одинаковом ритме примерно десять минут, повернули на другую улицу, пересекли третью. Тут Магда скрылась в одном из темных подъездов. Я осмотрелась, на стенах домов вокруг были наклеены какие-то голубые афиши. Только теперь я поняла, что заблудилась.
Я подошла к входу, в котором скрылась Магда. На стене около двери висели две таблички: «Леи Нуньес де Бальбоа» и «Дон Рамон де ла Крус», правда, ни одно из этих имен мне ничего не говорило. Улица Гойи должна была находиться где-то справа, хотя, возможно, и слева, — я совершенно не знала этого района. Мама запрещала мне уходить дальше площади Кастилии, она всегда повторяла мне это, особенно в тех случаях, когда бабушка не могла меня проводить. Возможно, этот запрет был связан как раз с бабушкиным отношением к этому району. Бабушка была очень хорошей, весьма уважаемой женщиной, она иногда высказывалась о районе Саламанки как о «районе с претензиями», «районе чиновников и иностранцев». Короче говоря, бабушке этот район не нравился. На протяжении долгого времени обстановка в этом месте оставалась без изменений — в Саламанке всегда селились люди богатые.
Оставалось несколько месяцев до моего дня рождения, мне должно было исполниться двенадцать лет. Мне обещали, что с этого времени я буду ходить на занятия по английскому одна, как взрослая. Я испугалась, что опоздаю на занятия, стоя под этой злополучной дверью. Я не боялась взять такси, но когда я порылась в своей сумке, то нашла лишь 25 песет и телефонную карточку. Поэтому я не придумала ничего лучше, как подождать Магду и попросить ее о помощи. Я почему-то решила, что Магда может преподавать здесь французский, поэтому я подошла к мужчине у двери и спросила, на каком этаже проходят занятия французским. Он странно посмотрел на меня и ответил, что, насколько ему известно, в этом здании никаких занятий нет. Его ответ убил во мне последнюю надежду. Я могла прождать много часов под дверью, просидеть здесь всю ночь, а Магда могла выйти через другую дверь или никогда не выйти, а, возможно, я вообще ошиблась, и это была совсем другая монахиня. Я нервничала, даже чуть не заплакала как ребенок. Люди, проходящие мимо, с интересом смотрели на меня, по улице проезжали автобусы, некоторые останавливались, из них выходили люди. А я стояла под дверью, не имея сил прервать свое наблюдение. Наконец я снова увидела Магду — она выходила на улицу.
Ее волосы были схвачены лентой на затылке и выглядели безупречно. Магда сделала макияж, накрасила губы ярко-красной помадой, как раньше. Она была в туфлях из крокодиловой кожи на очень высоком каблуке и в пестром платье, в котором показывалась в Альмансилье пару месяцев назад, когда приезжала вместе с нами на каникулы.
Мы с Рейной оцепенели, когда увидели Магду в таком виде. Мы не единственные так удивились — ее родная мать отказалась поцеловать дочь, поскольку посчитала се поведение скандальным. Однако сама Магда сохраняла спокойствие. Мы заметили, что она сильно похудела с тех пор, как переселилась в монастырь. Тетя добавила, что Евангелина лично отправила ее на выходные к нам, чтобы использовать это время для перешивания одежды. Упоминания имени директрисы было достаточно, чтобы успокоить чувства бабушки, — Магду покрыли поцелуями и заключили в объятия. Создалось впечатление, что ничего не случилось, но я все равно чувствовала, что произошло что-то очень странное, потому что женщина, которая вернулась в пятницу святой Долорес в Альмансилью, очень отличалась от той, которая уехала когда-то из дома на Мартинес Кампос в день святой Пилар в предыдущем году. Я чувствовала, что Магда решила выбросить из головы этот последний год жизни.