— Вы хотите сказать, что средства нужны большие, что это дорого обойдется, — перебил я. — Меня это не останавливает.
Подмазов с сочувствием кивнул.
— Да, это немалые деньги, и дело не в моих гонорарах, а в том, что придется привлекать к работе других людей.
— Я понимаю.
— И, наконец, самое главное, — вздохнув, произнес он и прикрыл веки. — Бывает так, что правда связана с какими-то семейными тайнами, раскрытие которых усугубляет и без того тяжелые страдания родственников. Вы готовы к этому? — Он потер лицо ладонями и с грустью в глазах посмотрел на меня.
Я растерялся, совершенно не зная, что ответить. К такому повороту беседы я откровенно не был готов и чувствовал себя как на приеме у психолога. Какие, к черту, тайны? Внутренне я готов был уже взорваться, но что-то сдерживало меня от резких высказываний. Уловив мое состояние, Подмазов поспешил меня заверить:
— Я всегда к вашим услугам. Но давайте договоримся, что вы остынете, еще раз все обдумаете, посоветуетесь с сестрой…
— Тетей, — поправил я.
— Вот именно, — кивнул он. — Она, можно сказать, была в гуще тех событий. Во всяком случае, в курсе многих деталей, которые вам, тогда еще ребенку, не могли быть известны. Поверьте, что на данный момент месяцем раньше или годом позже — существенной роли в расследовании уже не сыграют.
На этом мы расстались. Я вышел из конторы Подмазова совершенно раздавленный, как мальчишка после беседы с директором школы. Поговорив на следующий день с Алиной, я вынужден был отложить этот вопрос. Но для себя я решил, что рано или поздно обязательно разберусь с преступлением. С помощью Подмазова или другого человека — не важно.
Вошла Катя, принесла кофейник, чашку и тарелку с заварными пирожными. Это незамысловатое лакомство я полюбил с детства. Конечно, казенные изделия не были такими вкусными, как те, что пекла Алина, но все равно я их предпочитал любым другим изыскам.
— Спасибо.
— На здоровье. Что-нибудь еще?
Я посмотрел на свою секретаршу с откровенным умилением. Худенькая, маленькая, рыженькая пигалица, никакого внешнего шика, но я ни за какие коврижки не согласился бы работать с кем-то другим. Я ценил в ней ум, деликатность, деловое чутье и преданность. Не знаю, откуда такая уверенность, но я всегда характеризовал ее как преданного сотрудника. Трудно, конечно, быть в ком-то уверенным на все сто, но в жизни случается, что, порой, сам себе не очень доверяешь. Так что…
— Нет, больше ничего, спасибо, — прервал я затянувшуюся паузу.
Девушка кивнула и направилась к дверям. Однако, взявшись за ручку, она обернулась и неуверенно произнесла:
— Алексей Викторович, можно спросить?
Я сделал глоток из чашки и кивнул:
— Валяй.
Катя плотно притворила дверь и приблизилась к краю стола.
— Скажите, это правда, что вашу Тойоту вчера взорвали?
Откусив пирожное, я прикрыл глаза от удовольствия.
— Подчистую, — подтвердил я и широко махнул рукой для пущей убедительности.
Секретарша невольно отшатнулась, личико ее заострилось.
— Как же так… почему? И вы такой спокойный.
— Главное, что не покойный, — сострил я, как последний жлоб.
Катя глянула на меня так, будто сомневалась в моей дееспособности на данный момент.
— А откуда, собственно, ты знаешь? — решил я поинтересоваться ее столь глубокой осведомленностью.
— Об этом все говорят, — уклончиво ответила она.
— И кто радуется, если не секрет?
— Что вы?! Да кто может такому радоваться? Среди наших людей таких нет.
— Кто тут наши, Катя? Ты можешь с уверенностью сказать, что вот эти наши, а те — не наши?
Катя, совершенно несчастная, стояла передо мной, как на экзамене у преподавателя-идиота, которого хлебом не корми, только дай поиздеваться над студентом.
— Нет, не могу, — дрожащим голоском пропищала она и шмыгнула носом.
— То-то и оно! — буркнул я и, долив остатки из кофейника, исподлобья посмотрел на свою жертву.
— Извини, Катерина Игоревна. Нервы. Знаешь, мне кажется, что тебе лучше сейчас пойти в отпуск.
Зачем я это сказал — сам не знаю. Очевидно, подсознание подкинуло мне это решение неспроста. Действительно, никто не знает, что последует за этим взрывом. Не стоит рисковать невинными. А предположить то, что я в чем-то виноват, пусть и невольно, вполне реально.
— О чем вы говорите? — она вскинула свои невидимые брови. — Я только месяц назад из отпуска.