Поравнявшись с машиной, он поприветствовал меня взмахом руки.
— Добрый вечер, — ответил я, открыв дверцу.
— Давно не был, Алексей, — бросил тот на ходу.
— Все некогда. Жизнь плясать заставляет.
— Бывает…
Я всегда удивлялся их дружбе с Бородичем. Они были, на мой взгляд, слишком разными людьми. Виталий Иванович — успешный в бизнесе человек, к тому же эстет, любитель и ценитель искусства, образованный и воспитанный. Сапрунов был прост, как сырец, даже груб, не только внешне, но и, как я чувствовал, внутренне тоже. Его лицо, испещренное глубокими бороздами морщин, было всегда мрачным, независимо от настроения в данный момент. Как-то раз я спросил Виталия Ивановича, что их связывает. Он пожал плечами:
— Связывает? Да ничего, Леша, нас не связывает. Но ты пойми — он мой сосед. С соседями надо быть в хороших отношениях. Это жизнь. К тому же он переехал сюда недавно, я его консультировал насчет выбора дома. И потом это мне выгодно, — рассмеялся он тогда. — Андрей мужик крепкий, здоровый, по хозяйству мне помогает безотказно. Вот, бывает, позову его на рюмочку коньячку, посидим, два холостяка, поговорим про усадьбы наши. Свой дом это хорошо, но, сам понимаешь, удовольствие довольно затратное и очень хлопотное.
Выйдя из машины, я несколько раз глубоко вдохнул, потянулся, пытаясь освободить свое тело и голову от груза навалившихся на меня забот, и не сразу заметил, что на террасе, набросив плед, сидел в плетеном кресле сам хозяин.
— Уж думал, не дождусь. Чего так долго? Маша дважды ужин разогревала, — проворчал тот и медленно поднялся мне навстречу.
— Виноват, Виталий Иванович. Но, сами понимаете, покой нам только снится! Здравствуйте, — протянул я руку.
— Здравствуй, здравствуй. Замерз, сидя тут, — зябко повел он плечами и пожал мою ладонь.
— Машина новая, не погонишь.
Виталий Иванович бросил взгляд на Вольво, тяжело вздохнул.
Мы направились в дом. Я шел сзади него, то и дело приостанавливаясь, чтобы дать возможность хозяину войти первым.
За многие годы внешне усадьба мало изменилась, она так и осталась старинной усадьбой помещика. Бревенчатые стены периодически подвергались каким-то пропиткам, спасающим от вредителей, новые рамы на окнах тоже были деревянными, только крыша из черепицы немного выделялась своей яркой окраской. Зато внутри это было современное, комфортабельное жилище с дорогой мебелью из итальянских салонов. Виталий Иванович не скупился в средствах, обустраивая свое гнездо. Правда, в гнезде этом куковал он в одиночестве, не считая разве что Маши — то ли дальней родственницы, то ли старинной знакомой. Я не вдавался в подробности. Мария Егоровна вела хозяйство, заодно выступала в роли своеобразной компаньонки бобылю.
Я часто мысленно сравнивал Бородича со своим отцом, который в моей памяти остался красивым, сильным мужчиной. Конечно, с тех пор прошло двадцать лет, но я был уверен, что и теперь, в шестьдесят пять, он был бы интересен женщинам. Виталий Иванович же, человек состоятельный, не обремененный семейными заботами, выглядел в свои шестьдесят восемь стариком. Правда, несколько гламурным. Именно так я охарактеризовал его однажды за столом на ухо Алине, за что получил тихонько кулаком в бок. Всегда дорого и безупречно одет, модно подстрижен, с отполированными ногтями — он был этаким денди на покое. Похоже, диабет, больное сердце и несостоявшаяся личная жизнь наложили отпечаток на его внешность, добавив лишний десяток лет.
В гостиной царил приятный полумрак от торшера. На диване, прикрывшись шалью, лежала Мария Егоровна. Негромко работал телевизор, в камине весело потрескивали поленья.
— Маша, мы пришли, — тихо произнес Бородич и дотронулся до ее плеча.
Женщина встрепенулась, опустила ноги с дивана и посмотрела на меня заспанными глазами.
— Ой, Лешенька, здравствуй, — смущенно проговорила она и провела пальцами по лицу, прогоняя остатки сна. — Я тут задремала под телевизор.