Я вышел во двор. Среди рабочих я увидел Диму и Сапрунова. Они стояли, задрав головы, временами о чем-то переговариваясь. Парень, мне показалось, был явно не в духе. Он держал в руке потухшую сигарету и непрерывно постукивал по ней пальцем. Сапрунов тем временем оживленно жестикулировал, подавая какие-то знаки работающим наверху людям. Довольно приличный кусок крыши был уже освобожден от старой черепицы. По лестницам, закрепленным за конек, ловко перемещались двое мужчин в синих комбинезонах. Я подошел ближе.
— Привет, Дмитрий.
— Здрассьти, — отвесил поклон тот и нахально улыбнулся. Нахально в данном случае означало — беззаботно. Хотя он имел на это полное право, но мне, зануде, не понравилась такая демонстрация беспечности, тем более что это была явная игра.
— Чему радуемся? — решил я одернуть оптимиста.
— Так это… — протянул он ладонь в мою сторону, словно прося подаяния, — все хорошо, Алексей Викторович. И погодка не подвела, и в целом, так сказать…
Он уронил сигарету, чертыхнулся и наклонился, чтобы ее поднять. Я понял, что ему не хотелось смотреть мне в глаза и продолжать разговор в мажорном тоне. Мне было это на руку, и я, вытащив из кармана мобильник, отошел в сторону.
— Ты где? — спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках Алины.
— Обойди вокруг дома. Там, у забора есть скамеечка, помнишь?
Немного помедлив, я ответил:
— Помню, конечно. Разве она еще там есть?
— Да. Представь себе, сохранилась.
Обогнув дом, я пробрался сквозь сливовую поросль к тому укромному месту, где, по моим предположениям и должна была находиться та небольшая скамейка, скорее даже, просто лавочка. Когда-то, давным-давно, я любил затаиться на ней, скрываясь от взрослых.
Алина сидела, подставив лицо мягким лучам майского солнца. Здесь было тихо и безветренно. Лавка стояла вплотную к забору, за которым находился соседский участок. С тех давних пор простой штакетник поменяли на высокий современный забор с добротным каменным основанием. Странно, что лавочку не убрали.
— Вот ты куда забралась!
Алина потянулась, задумчиво улыбнулась и, не открывая глаз, произнесла:
— Представляешь, ноги сами привели сюда. Столько лет прошло, а она так и стоит. Здесь еще раньше калитка была. Наверное, бабушка Бородича дружила с соседями, и ходили они друг к другу в гости, и было это здорово…
Я присел рядом, прислонился спиной к забору.
— А кто там живет, не знаешь?
Алина открыла глаза, пожала плечами.
— Хозяева сменились точно. Даже не один раз, мне кажется. Предыдущих Мария Егоровна хорошо знала. А новые, говорила она, бывают тут не часто, ни с кем не общаются. Такая сейчас жизнь — каждый за своим забором.
— Это точно.
— Вот-вот, — кивнула она и опять прикрыла глаза. — Как там стройка? Все в порядке?
Я усмехнулся:
— Все в порядке. Что там может быть не так, если столько кураторов пригнал Виталий Иванович? А уж мое присутствие и вовсе тут меньше всего нужно.
Алина прислонила голову к моему плечу и ласково сказала:
— Леша, ну ты же понимаешь, что для него важно, чтобы мы были все вместе, одной семьей, приезжали сюда, что-то там строили или хотя бы присутствовали.
Я не захотел ей отвечать. Молчал. Какая семья, какое там вместе? Это с Сапруновым что ли у нас одна семья? Не дай, Бог! Уж лучше сиротою оставаться. Зачем Алина сказала такую ерунду, не понимаю. Я весь, казалось, был начинен колючками. У ежей колючки снаружи, а у меня внутри. Вот такой сюрреализм.
— Ты злюка! — Алина выпрямилась и, потешно сморщив нос, потрепала меня по голове.
Ишь ты, почувствовала! Я отстранился и пригладил ладонью всклокоченные волосы.
— Нормальный я. Просто мне не до лирики сейчас, понимаешь?
Тетушка опечалилась, на лицо будто тень легла.
— Конечно же, понимаю. Потому и прошу тебя пожить у меня. Хотя бы какое-то время.
— Правда? — я начинал заводиться. — Поживу у тебя — и все рассосется само собой. Какой простой рецепт! А ты не думала, что я еще и тебя подставлю под удар?
Алина поднялась, чуточку огляделась по сторонам, грустно улыбнулась мне:
— Ты считаешь меня глупой или бесчувственной. Почему? Откуда такие мысли? Я достаточно взрослый человек и, если ты не забыл, много чего в жизни повидала. Плохого.
— Да ничего я не считаю, — я тоже поднялся со скамейки. — Алина, я переживаю, меня коробит все это. Происходит какая-то кутерьма вокруг меня, все эти неясности, тайны и туманы, черт бы их побрал. И я не хочу, чтобы ты была хоть как-то причастна к этому.