— За что?
За что? Ты знаешь, за что. За то, что простила мне тот поцелуй. За то, что спасла. За то, что приходила ко мне, смогла прорваться в реанимацию. За то, что сейчас пришла и не даёшь мне чувствовать уже привычную пустоту. Даже за апельсины.
Вслух не говорю, но Аня сама все понимает. Она кивает мне с улыбкой, а потом кладет ладонь на мою руку, сжимая пальцы.
Ровно в этот момент дверь снова жутко хлопает. Мы оборачиваемся на звук, но руку Аня не убирает. Мои же руки к резким движениям пока не готовы.
— Какие вы милые, — говорит сходу та же медсестра. — На свадьбу пригласите?
Аня теряется сразу, видимо, при мне врать на эту тему ей не очень комфортно. Но раз начали, надо до конца бить, иначе правда вскроется.
— Конечно, — отвечаю, успокаивая мелкую. Она наверняка думала что раскрою все карты. — Придем с приглашением лично сюда. Только немного очухаюсь.
— Ниче-ниче, с такой заботливой быстро очухаешься. Анечка, оставишь нас минут на двадцать? Перевязки сделать надо.
— Конечно! — она кивает и убегает сразу же, бормоча, что будет ждать в коридоре. Мне пиздец как хочется схватить ее пальцы и не отпускать, но повреждённая рука сделать этого не даёт. Бля, обеих рук лишился…
— С ней хоть ожил, — хмыкает медсестра, начиная с плеча, — сразу видно, любишь.
— Сильно видно? — спрашиваю, как идиот. Эти больничные стены доламывают и мои почти разрушенные.
— Не видно разве что слепому.
Я не решаюсь проматериться вслух, потому что негодовать из-за того, что видно любовь к своей невесте — странно. Но внутри ураган бушует. Я настолько разучился скрываться?
Минут двадцать, как и говорила, она делает мне перевязки, попутно что-то рассказывая, что я вообще не слушаю. Все мои мысли, как и весь я там, за дверью, где сидит Аня. Она обещала ждать, и я уверен, что ждёт.
— Невеста, заходи, — уходит и зовёт ее из коридора. Это пиздец как неловко для нас обоих. Думаю, пока я трупом валялся, ей было проще легенду поддерживать. Но спалить я ее сейчас не могу. Хотя и понимаю, что никто уже не выгонит её и выговор не выпишет. Ну просто… не могу. — Ему пить надо, по глотку раз в две минуты. Справитесь?
Киваю. С водой чё не справиться?
А потому что руки, блядь, не рабочие! Сука, я в пятый раз забываю об этом. Одна в гипс закована, вторая порезана и не поднимается даже. Чувствую себя немощным. Еще и подняться не могу…
Мы остановились с Аней на «спасибо». После него и слов медсестры опять неловкое молчание. Оно меня раздражает, что удивляет даже самого себя.
— Расскажи, — прошу её, — чё было?
— Сначала воды, — тянется к стакану, поднимает мне голову одной рукой и даёт отпить глоток. Блядь… С одной стороны меня током от её касаний и заботы шибет, с другой же меня раздражает эта слабость. Я не хочу быть слабым. Тем более перед ней. Да и вообще… — Что тебе рассказать?
— Всё. Вообще всё.
И она реально все рассказывает. Как сидели во дворе и Яр услышал, как пацаны все спасать меня побежали, потом больницу, ментовку, о том что кровь свою отдала. И что ходила ко мне каждый день, книжки читала. Даже рассказала, как была у мамы, когда ей позвонили и рассказали, что я очнулся. Сказала, что вещи мои у неё и что из клуба звонили, а эта храбрая мелочь отбила мне место работы, рассказав, что я в больнице.
И я ровно в эту секунду понимаю, что у меня не было ни единого шанса в нее не влюбиться.
А ещё понимаю, что я, походу, больше не один.
Глава 26. Аня
Неделю спустя
Все меняется очень быстро. Я практически не успеваю за всем происходящим, мне приходится бежать, чтобы ничего не пропустить.
Дамира перевели в обычную палату и теперь посещение не ограничено одним часом, хотя и целый день я у него торчать не могу. Как минимум, это странно…
Он очень быстро идёт на поправку, врачи дают хорошие прогнозы. Быстрее всего заживают рёбра и рана на плече, но даже несмотря на то, насколько рана на бедре серьезная — Дамир уже встаёт. На костылях ему никак — обе руки повреждённые, поэтому он хромает, но упорно идёт до уборной самостоятельно, уверяя меня, что ему вообще не больно.
Мальчики привезли ему одежду — он вручил им ключи от квартиры, которые до этого отдала ему я, а я так и таскаю апельсины, которые, оказывается, он очень сильно любит.
С Дамиром сложно. Каждую помощь он воспринимает в штыки, потому что решает, что это показатель его слабости. Дурак. Я на самом деле не знаю никого, кто был бы сильнее него. Во всех смыслах…
В полиции все ещё лучше, чем в больнице. Того, кто заказал убийство Дамира, нашли. И да, это должно было быть убийство, просто Ярослав вовремя услышал шум и все ринулись помогать. А иначе… да я даже думать не хочу, что было бы иначе.
В общем, нападавших задержали, потому что под долгими уговорами правоохранительных органов они сдали друг друга. А главного найти было просто — ему пришлось обратиться за помощью в больницу, потому что Дамир сломал ему челюсть и зубы. В домашних условиях с личным врачом это исправить нереально.
Так что… мальчики помогли следствию, осталось провести суд и закрыть дело.
А с Русланом… мы не общаемся. Пару раз мы виделись здесь, в больнице. Они толпой приходили к Дамиру, а я как раз была в палате. Руслан странно смотрел на меня, а я тоже не могла оторвать от него взгляд. И мне хотелось бы сказать что-то, но выяснять отношения в больнице — затея слишком глупая.
Наша пауза затянулась, превратившись в красный «стоп». Это не просто «давай отдохнем друг от друга», это буквально «давай расстанемся».
Но мне банально некогда грустить. И ещё пока я не услышала этих слов официально, плакать не буду. Но у меня папа дома, скучающая по мне мама, Дамир, которому я таскаю обеды, а ещё учеба и куча домашних дел — мне правда некогда сесть и плакать над тем, что все рушится. Это выглядит так, словно мне все равно, хотя это неправда. Просто время летит слишком быстро и голова постоянно забита чем-то.
Залетаю в палату к Дамиру уже как к себе домой. В руках привычные апельсины, а еще уже неприятно, но тоже привычно, что-то тянет в пояснице. Это старость? Не думала, что она наступает так быстро.
Чуть морщусь, открывая дверь, потому что как-то не так наклоняюсь к странно низкой ручке, и застываю на месте, всё с тем же выражением лица и чуть согнувшись.
Потому что Дамир сидит на кровати в одних трусах. Из “одежды” на нем только повязки и гипс. Чувствую, как краснею. Мне уже приходилось его в таком виде застать, но тогда это было еще более неловко.
— Что ты кривишься, всё так плохо? Заплыл без тренировок, — говорит он так легко, что я тут же выравниваюсь и без тени смущения (по крайней мере я стараюсь выглядеть именно так) прохожу в палату.
Ну, честности ради, он вообще не заплыл. Я вообще не представляю, сколько этому каменному торсу надо не тренироваться, чтобы заплыть. После того как на него даже мама моя пялилась, я запретила себе считать это чем-то постыдным, поэтому пока прохожу в палату и ставлю апельсины на тумбочку — краем глаза поглядываю.
Мы начали немного общаться. Дамир на удивление стал даже разговорчивым. Ну. По сравнению с тем, каким он был раньше. Я не знаю, что на него так действует, но есть ощущение, что мы. Я, мальчики, даже заботливые доктора. Потому что кроме нас к нему не приходит никто. Вообще ни единого раза. Мне очень хочется спросить у него, а где родители, или хотя бы кто-то, но не решаюсь. Почему-то мне кажется, что этот разговор не будет для Дамира долгожданным.
— Тебе жарко? — задаю резонный вопрос, ну потому что что за вид вообще? Мне неловко.
— Нет, я пролил на себя чай, разделся, а одеться не успел — ты пришла.
— Тебе нужна помощь? — спрашиваю, потому что понимаю, что в его состоянии одеться самостоятельно почти нереально.