Я реву на его плече уже минут сорок, но во мне столько всего, что я не могу успокоиться.
Это всё та же боль и грусть, злость, гордость и благодарность.
Дамир с трудом, но сказал, что я изменила его. Научила новому, раскрыла в нем что-то. Но он даже не представляет, сколько сам изменил внутри меня… Он даже представить не может! Он заставил меня повзрослеть, когда оказался в больнице и я почувствовала обязанность сделать все, чтобы ему помогли.
Он научил меня помогать другим, каждый день помогая старушке.
Он помог мне прощать людей, потому что именно благодаря ему я совершенно не держу зла на Руслана.
Он научил меня любить. И показал, какой бывает любовь.
Она разная.
Светлая, а порой темная и грустная. Она — спокойствие с нотками постоянного переживания. Она вкусная, сладкая, а иногда очень горькая. Мягкая и твердая до боли в ребрах. Эмоциональная до ужаса и умиротворяющая. Прямая полоса и закрученная, как американские горки.
Она разная, и от этого я кайфую еще больше.
А еще любовь — это когда ты меняешься, даже не замечая, и становишься только лучше для своего человека.
Любовь — это реветь на его плече и слышать, как он успокаивает и говорит нежности, хотя абсолютно никогда этого не умел.
— Я люблю тебя так сильно, — говорю всхлипывая. Признаюсь впервые. И это тоже любовь — вызвать на его вечно хмуром лице улыбку.
— И я тебя люблю, малышка.
А еще любовь — это когда он говорит тебе те слова, которые никогда раньше даже подумать не мог, что сможет произнести.
Мы сидим вот так еще долго. Я, повисшая на нем на обезьянка и ревущая в его плечо, а он твердый как скала и успокаивающий меня словами и поглаживанием по спине.
А дальше мы просто живем.
Я знаю о нем очень много, а он обо мне всё равно больше.
Меня совсем не пугает его прошлое. Я наоборот рада, что знаю всё это. Оно помогло стать нам еще ближе.
За ужином спрашиваю, не хочет ли Дамир переехать в мою квартиру, потому что эта всё-таки съемная, и вдруг оказывается, что своя у него тоже есть. Просто тот район ему не нравится и он ее сдает. И всё равно зову к себе. И с папой хочу познакомить. И с мамой поближе, с мелким братишкой, с любимой игрушкой и прочитать ему вслух любимую книгу.
Я хочу с ним будущее еще сильнее, чем раньше.
Я просто… Банально люблю его.
А что еще нужно?
Эпилог. Дамир
Четыре месяца спустя
Третий день с ней кусаемся, потому что она отказывается надевать шарф. На улице зима, метель и морозы, а она мало того что без шапки гоняет, так еще и шарф не хочет натягивать. Противная и непослушная девчонка.
— Заболеешь — я тебя лечить не буду, — ворчу, “как старый дед”, как говорит Аня.
— Будешь, — хихикает засранка и поднимается на носочки, целуя меня в губа. А шарф так и не надевает.
Ну буду, конечно, куда я денусь-то. Лечил уже, когда эта зараза притащилась с соплями из универа.
Мы живем вместе. Она уговорила меня переехать к ней, но я согласился только потому что бабу Валю забрали к себе дети, наконец-то, и я понял что могу спокойно уехать из этого дома.
Кота она, кстати, с собой забрать не смогла. Поэтому рыжий живет у Ярика. Она плакала и меня просила приютить, но у меня живет кошечка, у которой на них аллергия, поэтому экстренно пришлось искать добрые руки, чтобы старушка с ума не сошла.
С мамой Ани я познакомился. С папой тоже. Второе знакомство было… ну, более напряженным, чем первое, но в целом прошло хорошо. Теперь он уже два месяца пытается переманить меня работать к себе, говорит, что даже должность есть специально для меня, но пока Аня только ворчит, что муж военный ей не нужен, отца хватает.
А я в целом и не против, пойду, когда Аня поймет, что муж военный — это хорошо.
Как только поймет, так я сразу и военным стану, и мужем. Чего время зря терять.
— Ты готов? — спрашивает Аня, поправляя прическу перед зеркалом.
— Я — да, а ты нет.
— Дамир, я не буду надевать шарф! В конце концов, мы на машине!
— В конце концов там минус тридцать, даже за минуту можно заболеть. А когда ты болеешь — ты вредная.
— Хорошо что ты никогда не вредный, — закатывает глаза и обматывает вокруг шеи шарф. — Так лучше?!
— Намного.
Мы едем к ее маме. Там мелкому Ярику год исполняется. С Аней приходится социализироваться на полную катушку. Меня всё еще порой напрягает, но выбора не остается. Она ради меня дохера делает, и я отставать не хочу.
Подарки уже в машине, заезжаем только за цветами и едем в назначенное место.
У ресторана встречаем папу Ани с его избранницей. Те тоже пузатые, хотя до последнего отрицали, что ждут ребенка.
Вообще, у них крутая семья. Несмотря на то, что развелись, родители дружат семьями. Это так круто… Я на самом деле рад, что попал сюда. Это в два раза больше чем просто полноценная семья, а у меня-то и обычной никогда не было. Мне необычно видеть какие-то вещи, нежность, слышать какие-то слова, но в целом круто. Я рад, что Аня жила именно в этой атмосфере. Другого бы мой нежный цветочек не выдержал.
Как-то так сложилось, что с мелким Яриком у меня сложились классные отношения. Мне просто вручили его однажды, и мы подружились. Общий язык нашли наверное, не знаю. Но мелкий ко мне тянется, а я не особо сопротивляюсь.
Поэтому, как только попадаем в мир шаров, тортов и аниматоров, я сначала пытаюсь не сойти с ума от этого безумия, а потом беру мелкого на руки, позволяя Ане поздравить маму, а той немного отдохнуть.
У малого выражение лица точно как у меня, походу не одному мне вся эта мишура кажется странной.
— Ниче, мужик, ради женщин и не такое терпеть приходится, — говорю ему, а потом слышу сбоку два женских хихиканья.
— А тебе очень идет, — говорит Аня, глядя на нас с малым. — Такой папочка.
— Ты потише давай, а то твой папочка решит, что мы пополнение ждем, и будет нам всем весело, — киваю, потому что тот за сердце хватается каждый раз когда только отдаленно кто-то говорит о будущем с детьми.
— Какое еще пополнение? — звучит рядом басом.
— Ну вот, я ж говорил.
— Пока только ваше, — смеется Аня, кивая на живот его новой жены. — А у нас после того, как я доучусь. Несмотря на то, что Дамир уже старый будет.
— Мышка, ну зачем ты так! Дамир у нас молодее всех будет, — перебивает мама.
— Что ты имеешь против мужчин, которые немного старше дам, я не понял? — тут же встревает отец, и меня неосознанно пробивает на улыбку.
Это такая вакханалия!
Всё в голубых шарах, вокруг носится толпа детей, Аня с родителями спорит, что просто пошутила и “их любимого Дамирушку” обижать не собиралась. Ярик кряхтит у меня на руках, где-то сбоку орут аниматоры в костюме котов из какого-то мультика, а на весь ресторан орет какая-то ужасная детская песня про трактор.
На мне, сам не верю, рубашка, потому что я обещал Ане, а на ней самой такое платье, которое я обязательно сниму с нее зубами, как только за нами закроется дверь.
У меня болит башка от всего этого хаоса, но, чёрт, как же я охренительно счастлив в нем находиться…