Стук... стук... стук... Вдруг ей вспомнилась музыкальная телепередача "Зигфрид Шоссе" (из серии "Опера может быть интересной, если ее переделать на современный лад"). В первом акте оперы Зигфрид не дает прохода одному механику по имени Мимир (своему предполагаемому отцу) и упрашивает его сделать такую гоночную машину, которая бы обогнала на предстоящих гонках в Валгалле машину одного мерзавца, обладателя модели "фафнир". Стук молотка подхватывают барабаны, пока Мимир без устали возится с автомобилем, а Зигфрид все снова и снова вопрошает, кто же его настоящий отец. Стук... стук... стук...
Говард кончил выпрямлять крыло и занялся теперь шляпкой-шлемом. Кто-то в лимонно-желтом "провиденсе", шурша шинами, проехал по улице. Вспомнив о времени, она взглянула на часы: было двадцать пять минут двенадцатого. Мама с папой будут довольны - они спросят ее за завтраком, когда она вернулась, и получат ответ: "Что-то около двенадцати". Они всегда жаловались на то, что Арабелла рано возвращается домой.
Потом она снова подумала о Говарде. Он уже выправил вмятину на шляпке и теперь замазывал царапину. Закрасив царапины на крыле, он притащил шлем и платье к гаражику и просунул их в дверь. Она быстро оделась и выехала на улицу.
Из-за ветрового стекла он разглядывал Арабеллу. Голубые глаза его, казалось, излучали мягкий свет.
- Как хорошо на колесах! - сказал он.
Она изумленно посмотрела на него.
- Что вы сказали?
- Так, ничего. Это из рассказа, который я когда-то читал.
- О!
Она удивилась. Обычно механики не увлекаются чтением, да и все остальные тоже. Ее так и подмывало сказать, что она тоже любит книги, но она сдержалась.
- Сколько я вам должна? - спросила она.
- Хозяин пришлет счет. Я тут всего лишь рабочий.
- Всю ночь работаете?
- До двенадцати. Когда вы приехали сюда покупать платье, я только приступил к работе.
- Вы... вы очень хорошо починили мое платье. Я... я не знаю, что бы я делала...
Она оборвала фразу.
Мягкий свет, который излучали его глаза, погас. Теперь они смотрели холодно.
- Кто это был? Гарри Четырехколесный?
Ей было стыдно, но она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
- Да. Вы... его знаете?
- Немного, - сказал Говард, и она поняла, что этим "немного" сказано многое. При ярком свете рекламы Большого Джима лицо его, казалось, вдруг постарело, а в уголках глаз появились морщинки, которых она прежде не замечала.
- Как вас зовут? - отрывисто спросил он.
Она ответила.
- Арабелла, - повторил он. - Арабелла Радиатор. А меня Говард Автострада.
Арабелла взглянула на часы.
- Мне пора, - сказала она. - Большое вам спасибо, Говард!
- Не за что, - сказал он. - Спокойной ночи!
- Спокойной ночи.
Она ехала домой по пустынным темным апрельским улицам. Весна кралась за ней на цыпочках и нашептывала на ухо: "Как хорошо на колесах! Как хорошо на колесах!"
- Ну, - сказал на следующее утро отец, принимаясь за яичницу, - как этот двухсерийный фильм?
- Какой двухсерийный? - спросила Арабелла, намазывая маслом ломтик тоста.
- Ага! - сказал отец. - Значит, фильм был не двухсерийный!
- В некотором смысле, наверно, и в самом деле было две серии, - сказала мать. - Одна в кино, а другая - где-нибудь в другом месте.
Арабеллу стала бить дрожь, но она справилась с собой. Прямота ее матери напоминала рекламные телевизионные передачи. Это в какой-то мере гармонировало с яркими безвкусными микроавтобусами, которые она носила. Сегодня на ней было красное платье с выпуклой решеткой, изогнутой хвостовой частью и массивными темными стеклоочистителями. Арабелла снова подавила дрожь.
- Я... хорошо провела время, - сказала она. - И не сделала ничего плохого.
- И это все новости? - спросил отец.
- Наша целомудренная маленькая двадцатисемилетняя - почти двадцативосьмилетняя - дочь, - сказала мать, - чиста как первый снег. Наверно, теперь ты наложишь на себя епитимью будешь вечерами сидеть дома и читать книжки.
- Я тебе говорила, что бросила читать книги, - сказала Арабелла.
- Читай себе на здоровье, - заметил отец.
- Бьюсь об заклад, ты ему сказала, что не хочешь его больше видеть, потому что он хотел тебя поцеловать, - сказала мать. - Ты всем так говорила.
- Нет, не сказала! - Арабеллу теперь опять била дрожь. Как раз сегодня вечером мы с ним встречаемся снова!
- Вот это да! - сказал отец.
- Ура! - сказала мать. - Может быть, теперь ты станешь вести себя, как велит Большой Джим, - выйдешь замуж, будешь больше потреблять и поможешь своим сверстникам нести бремя поддержки нашей экономики.
- Может быть!
Арабелла отъехала от стола. Прежде она никогда не лгала и теперь была на себя сердита. Но только по дороге на службу она вспомнила, что, солгав однажды, нужно либо продолжать лгать, либо признаться во лжи. А поскольку о признании не могло быть и речи, ей оставалось либо поступить так, как сказала, либо по крайней мере делать вид, что так поступает. Сегодня вечером ей придется куда-нибудь пойти и пробыть там хотя бы до двенадцати, иначе родители станут подозревать ее во лжи. Кроме кинотеатра, ей ничего не пришло на ум.
Она выбрала другой кинотеатр, не тот, где они были с Гарри Четырехколесным. Когда она туда добралась, солнце уже село и фильм только начался. Она тут же пожалела, что не удосужилась взглянуть на название картины перед въездом в кинотеатр. "Золушка" считалась фильмом для взрослых, но зал наполняли в основном дети, и в своем большом автоплатье среди множества крошечных автоштанишек и автоплатьиц она чувствовала себя неловко.