Глава 2
Сердечная жизнь Ивана Крылова
В октябре 1812 года умер граф Александр Сергеевич Строганов, и его место на посту директора Императорской публичной библиотеки занял его помощник Алексей Николаевич Оленин.
Второго января 1812 года он подает записку министру народного просвещения графу Алексею Кирилловичу Разумовскому, в которой предлагает нового сотрудника библиотеки: «Не угодно ли будет определить помощником библиотекаря титулярного советника Крылова, который известными талантами и отличными в российской словесности познаниями может быть весьма полезен для библиотеки».
Оленин — потомок старинной дворянской семьи, известной с первой половины XVI века и внесенной в первую часть «Бархатной книги». Кроме того, значимая фигура в культурной жизни столицы в начале XIX века — член Российской академии наук, почетный член Императорской Академии художеств и Московского университета. В его доме на Фонтанке и в имении Приютино собираются выдающиеся литераторы, поэты, историки. Здесь читает свой перевод «Иллиады» Гнедич. Дочери Оленина, Анне, пишет любовные стихи Пушкин. Гостями и добрыми друзьями семьи Олениных были Николай Константинович Батюшков и Петр Андреевич Вяземский (на этот раз — «тот самый» Вяземский, друг Пушкина), художник Орест Кипренский, композитор Михаил Глинка, польский поэт Адам Мицкевич. Когда Строганов назначил Оленина своим помощником, этот выбор никого не удивил. Теперь настала пора Оленина заранее выбрать себе преемника.
Кто же это скромный молодой человек, которого Оленин так высоко ценит и рекомендует на место своего помощника?
Да, собственно говоря, — пока никто. Родился в 1769 году, в Москве в семье поручика драгунского полка Андрея Прохоровича Крылова, но московская жизнь оказалась недолгой — мать жила там, пока отец вместе со своим полком участвовал в Русско-турецкой войне (1768–1774 гг.). Когда Андрей Прохорович вернулся, его назначили в 6-ю Легкую полевую команду, расквартированную в Оренбурге, в 1772 году произведен в капитаны, направлен в Яицкий городок, и попал в самое сердце восстания казаков под предводительством Пугачева. Когда Александр Сергеевич Пушкин будет писать «Историю пугачевского бунта», то помянет добрым словом храбрость капитана Крылова: «Смятение в городе было велико. Симонов оробел; к счастию, в крепости находился капитан Крылов, человек решительный и благоразумный. Он в первую минуту беспорядка принял начальство над гарнизоном и сделал нужные распоряжения. 31 декабря отряд мятежников, под предводительством Толкачева, вошел в город. Жители приняли его с восторгом и тут же, вооружась чем ни попало, с ним соединились, бросились к крепости изо всех переулков, засели в высокие избы и начали стрелять из окошек. Выстрелы, говорит один свидетель, сыпались подобно дроби, битой десятью барабанщиками. В крепости падали не только люди, стоявшие на виду, но и те, которые на минуту приподымались из-за заплотов. — Мятежники, безопасные в десяти саженях от крепости, и большею частию гулебщики (охотники) попадали даже в щели, из которых стреляли осажденные. Симонов и Крылов хотели зажечь ближайшие дома. Но бомбы падали в снег и угасали или тотчас были заливаемы. Ни одна изба не загоралась. Наконец трое рядовых вызвались зажечь ближайший двор, что им и удалось. Пожар быстро распространился. Мятежники выбежали, из крепости начали по них стрелять из пушек; они удалились, унося убитых и раненых. К вечеру ободренный гарнизон сделал вылазку и успел зажечь еще несколько домов».
Жена с сыном во время этих событий оставались в укрепленном Оренбурге, но им тоже пришлось нелегко. Пушкин свидетельствует: «Положение Оренбурга становилось ужасным. У жителей отобрали муку и крупу и стали им производить ежедневную раздачу. Лошадей давно уже кормили хворостом. Бо́льшая часть их пала и употреблена была в пищу. Голод увеличивался. Куль муки продавался (и то самым тайным образом) за двадцать пять рублей. По предложению Рычкова (академика, находившегося в то время в Оренбурге), стали жарить бычачьи и лошадиные кожи и, мелко изрубив, мешать в хлебы. Произошли болезни. Ропот становился громче. Опасались мятежа». В черновых заметках к «Истории» есть и такая запись: «Ив.<ан> Андр.<еевич> находился тогда с матерью в Оренб.<урге>. На их двор упало несколько ядер, он помнит голод и то, что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 р.! Так как чин капитана в Яицк.<ой> креп.<ости> был заметен, то найдено было в бумагах Пугачева в расписании, кого на какой улице повесить, и имя Крыловой с ее сыном».