Правда, в этих стихах описана скорее молодая девушка, впервые почувствовавшая приближение любви, чем сорокалетняя женщина, мать двух сыновей-подростков.
Впрочем, предположение Гордина остается лишь догадкой — Крылов не вел дневника, не оставил воспоминаний. Главным доказательством его чувств к Екатерине Александровне служит… сатирическая пьеса «Проказники», глубоко оскорбившая Княжнина, который усмотрел в ней пародию на свою семью.
По поводу этой пьесы автор писал Княжнину с обычной своей язвительностью: «Я удивляюсь, г.<осударь> мой, что вы, а не другой кто, вооружаетесь на комедию, которую я пишу на пороки, и почитаете критикою своего дома толпу развращенных людей, описываемых мною, и не нахожу сам никакого сходства между ею и вашим семейством».
И в доказательство своей невиновности пересказывает сюжет пьесы: «Она состоит из главных четырех действующих лиц: мужа, жены, дочери и ее любовника. В муже вывожу я зараженного собою парнасского шалуна, который, выкрадывая лоскутия из французских и из италианских авторов, выдает за свои сочинения и который своими колкими и двоесмысленными учтивостями восхищает дураков и обижает честных людей. Признаюсь, что сей характер учтивого гордеца и бездельника, не предвидя вашего гнева, старался я рисовать столько, сколько дозволяло мне слабое мое перо; и если вы за то сердитесь, то я с христианским чистосердечием прошу у вас прощенья. В жене показываю развращенную кокетку, украшающую голову мужа своего известным вам головным убором, которая, восхищаяся моральными достоинствами своего супруга, не пренебрегает и физических дарований в прочих мужчинах… Вы видите, есть ли хотя одна черта, схожая с вашим домом… Вот все, государь мой, на чем можете вы основывать свои подозрения. Я надеюсь, что вы, слича сии характеры с вашим домом, хотя мысленно оправдаете мою комедию и перестанете своими подозрениями обижать человека, который не имеет чести быть вам знакомым. Обижая меня, вы обижаете себя, находя в своем доме подлинники толико гнусных портретов. Я бы во угождение вам уничтожил комедию свою и принялся за другую, но границы, полагаемые вами писателям, столь тесны, что нельзя бранить ни одного порока, не прогневя вас или вашей супруги: так простите мне, что я не могу в оные себя заключить. Но чтобы доказать вам, {сударь} государь мой, колико я послушлив, вы можете выписать из сих характеров все те гнусные пороки, которые вам или вашей супруге кажутся личностию, и дать знать мне, а я с превеличайшим удовольствием постараюсь их умягчить, если интерес комедии не позволит совсем уничтожить».
Разумеется, это письмо не привело и не могло привести к примирению. Крылов и не собирался мириться. Его «оправдание» перед Княжниными, как и послание Соймонову, быстро стали публичными — они расходились по столице в списках, вероятно, не без ве́дения и одобрения автора. Обида Крылова долго не остывала, в 1788 году он публикует басню «Невыносимый гостям стихотворец», в которой, как и в «Проказниках», под именем «Римфокрада» выводит все того же Княжнина («переимчивого Княжнина» — как галантно зовет его Пушкин):