Кирилл Владимирович, крепко прижимая к груди липкую банку с медом и не сводя изумленных глаз с Авроры, попятился к двери. Ощутив ее, наконец, спиной, он хрипло проговорил:
– Я Коле не должен никаких денег. Понимаете? Совсем. И он тут вообще ни при чем. Мы с ним уже месяц не разговаривали. И Тамары я никакой не знаю. Просто сам к вам пришел. Но если вы сердитесь и… не любите мед, я, конечно, уйду. Понимаю, у некоторых на него аллергия.
– При чем тут аллергия! – выкрикнула Аврора и от злости топнула ногой. – Как вам не стыдно! Взрослый человек, а все врете, врете, врете! Не верю я вам! Ни единому слову не верю! Нашли дурочку. Я же знаю: Тамара собиралась с Колей насчет нас разговаривать. А вы мне лапшу на уши навешиваете. Меду он сам привез! Детский сад! Вы бы мне еще эскимо на палочке притащили. Убирайтесь! Убирайтесь сейчас же! Иначе я за себя не отвечаю! А им я позвоню и все выскажу! Меня еще никто так не унижал!
Дверь за Кириллом Владимировичем захлопнулась. Аврора опустилась на пол, ноги отказывались держать ее. Сколько она прорыдала на полу в коридоре, вспомнить потом не могла.
Когда же слезы, наконец, иссякли, она с трудом поднялась на ноги, заперла дверь и пошла в ванную умыться. Из зеркала на нее взирало опухшее лицо. И, о ужас! Аврора только сейчас сообразила, что вновь оказалась перед Кириллом Владимировичем в халате! Впрочем, какое это теперь имело значение. Больше она никогда его не увидит. Что ж, по крайней мере, хоть здорово его отшила. А вот Тамаре она сейчас устроит!..
В новом порыве обиды и злости Аврора кинулась к телефону и, едва услышав голос Тамары, завопила в трубку:
– Решили все-таки меня осчастливить! А хочу ли я, это никого не волнует! Или ты таким образом надеялась со мной помириться? Думала, не догадаюсь? Как бы не так! Я его вышвырнула отсюда вместе с его идиотским медом! Больше наверняка не явится! Не надейтесь! И Коле своему передай: пусть в мою личную жизнь не лезет. И сама не лезь! И вообще, не хочу тебя больше никогда видеть!
Аврора кричала и кричала. Потом слова кончились, и внутри стало пусто.
– Ава, я только вот не пойму, ты просто не в себе или пьяная? – спросила Тамара.
Аврора бросила трубку. Ее колотил озноб. С трудом добредя до кровати, она укрылась с головой одеялом. В голове шумело и крутилось, потом она неожиданно провалилась в глубокий сон.
Проснулась она от того, что ее с силой потрясли за плечо.
– Жива? – сквозь не рассеявшуюся еще до конца пелену сна донесся до нее Томин голос. – Как ты меня напугала. Почему дверь не открываешь?
– Не открываю? – с трудом разлепила опухшие веки Аврора. – Как же ты тогда попала сюда?
– У меня твои ключи есть. Забыла? Или вообще уже ничего не соображаешь?
Аврора молчала, с трудом приходя в себя.
– Ну-ка давай объясни толком, что за бред наговорила мне по телефону? Я ничего не поняла. Кого ты имела в виду? При чем здесь мы с Колей? И что там еще за какой-то мед?
Аврору придавливала такая усталость, что не хотелось ни думать, ни говорить. И злость куда-то пропала. Единственное желание – снова забраться с головой под одеяло и уснуть.
– Завтра поговорим.
– Ну уж нет! Если я сюда на ночь глядя притащилась, будешь сегодня со мной разговаривать, – безапелляционно возразила подруга.
– Спать хочу.
– Что-то, когда ты на меня орала, тебе спать не хотелось. Ну-ка дыхни. М-м. Трезвая! А таблеток никаких не пила?
Аврора помотала головой.
– Тогда марш на кухню. Сейчас чай заварю.
После крепкого чая Аврора немного пришла в себя и, собравшись с мыслями, спокойно высказала Тамаре все, что прокричала раньше по телефону.
Подруга внимательно слушала, и ее черные глаза округлялись все сильнее и сильнее.
– Ну ты и дура, – дослушав, проговорила она и вдруг принялась, как сумасшедшая, хохотать. – Дорого я бы дала, чтобы на это посмотреть. Бедный мужик! От всей души пришел! Мед из какой-то тьмутаракани тебе приволок, а ты его поганой метлой! А потом опять станешь удивляться, как это мужской пол с тобой рядом не задерживается. Но я теперь поняла, в чем твоя проблема: ты в себя не веришь. Мужик-то к тебе пришел по собственной воле, а тебе даже в голову не пришло, что ты могла ему понравиться. И твоя больная на оба полушария голова немедленно приписала его приход нам с Николаем…
– Но ты же сама говорила, что будешь Колю просить! – У Авроры из глаз опять закапали слезы.
– Мало ли, что я скажу. Ты ведь сама запретила мне. Зачем же насильно? Тем более, мы поругались. Буду я зря стараться.
– Ой-ой-ой-ой-ой! – Аврора в отчаянии схватилась за голову. – Я же ему такого наговорила! И бог знает в чем обвинила! Кошмар! Да мне теперь страшно в глаза ему посмотреть!
– То есть ты собираешься с ним еще встречаться?
– О чем ты? Как ужасно получилось! Обидела хорошего человека.
– У тебя сплошные крайности. Откуда ты знаешь, что он хороший?
– Но ведь он мед мне привез, извиниться хотел, что больную меня тогда потревожил. Понимаешь, я открыла ему в халате. Поэтому пришлось соврать, будто у меня грипп.
– Положим, мед никакого отношения к тому, хороший этот Кирилл Владимирович или нет, не имеет. Это был предлог для более близкого знакомства. Голову даю на отсечение: ты ему понравилась. Факт стопроцентный.
– Да что ты такое несешь? Как я могла ему понравиться, в халате, непричесанная…
Уверяю тебя, без халата ты бы ему еще больше понравилась. Это во-первых. А во-вторых, мужики клюют не на прическу и не на одежду. Это им вообще без разницы. Они западают на саму женщину. В целом. Нравится или не нравится. Третьего не дано.
– Что ты, Тома. Мы с ним и в первый раз по-дурацки поговорили…
– А может, его как раз дурацкие разговоры и заводят. И бабы сумасшедшие. – Тамара фыркнула. – В таком случае тебе, считай, повезло. Мужик после твоего скандала совсем прикипит и вернется.
– Не вернется. – Аврора всхлипнула. – Я ему гадостей наговорила. Ну почему мне не везет!
– Потому что дура. Мужик-то действительно симпатичный?
– Да. И милый. А я его обидела!
VII
Всю следующую неделю Аврора никак не могла прийти в себя. Ссора с Тамарой и так разрушила привычный ход ее жизни. А история с Кириллом Владимировичем оказалась последней каплей, окончательно выбившей ее из колеи. Она постоянно возвращалась к ужасной сцене, произошедшей между ними. Ей хотелось забыть об этом, словно ничего и не сучилось, однако его растерянное обиженное лицо то и дело всплывало перед ее мысленным взором. Аврору пронзал жгучий стыд, и она чувствовала, как начинают пылать ее щеки. Она мучилась, нервничала, отвечала окружающим невпопад и даже впервые в жизни нагрубила клиенту, отчего ей сделалось стыднее прежнего.
Аврора стала плохо спать, утром едва находила силы подняться с постели и потом на ватных ногах плелась на работу. С каждым днем ей делалось все хуже и хуже.
«Может, к врачу сходить, – думала она. – Выпишет что-нибудь успокоительное».
Однако она понимала: никакое успокоительное не в состоянии заглушить больную совесть, из-за которой она так себя изводила. Она сознавала, что поведение ее глупо. Подумаешь, недоразумение вышло. Как говорит в подобных случаях Тамарка, плюнуть и забыть. Но Аврора была другой. Она не могла ни забыть, ни тем более плюнуть. Она понапрасну обидела хорошего человека, и теперь ей за это гореть в аду. Такой уж у нее характер.