Яр легонько щёлкнул пальцами свободной руки, вокруг них тут же заклубился зеленоватый дымок. Указательным пальцем лешак коснулся носа белки и повел им вдоль тельца, едва задевая шерстку, до самого кончика больного хвоста. Дымка быстро развеялась. Бельчонок распластался на ладони, будто дух испустил. Яр смотрел на него, не скрывая ухмылки.
– У! – тихонько ухнул Яр, поднеся ладонь к лицу. Бельчонок решил притворяться немощным и дальше, вот только движения хвостика выдавали притвору с потрохами.
Лешак не стал возиться с мелким дальше, – пусть его мамка или братья развлекают! – он аккуратно положил его в траву и принялся быстро одеваться. Начинался новый день. День принятия решений.
ГЛАВА 5
Впервые за всю жизнь Заряна не проснулась сама к зорьке. Верена, ворча, тормошила её за плечо:
– Вставай гулёна, а то водой окачу!
Дождавшись, пока Заряна откроет глаза, волхва стала распускать волосы.
Наскоро умываясь, Заряна краем уха слышала отдельные слова, что Верена бурчала себе под нос: «…ну, окаянный…», «…оглоблей, да жаль переломится!». Завершив приготовления, Верена сурово глянула на дочь и вышла за дверь. Та, будто очнувшись, поспешила следом.
Это утро для Заряны выдалось особенным и даже странным: то слова заговорные перепутает, то запнётся на ровном месте, да и матушку она ещё такой не видала! Верена продолжала ворчать и тоже казалась несобранной.
Ночью, прибежав домой, Заряна сунула свёрток с севереном в приготовленную с вечера корзинку, наскоро разделась и затаилась под меховым покрывалом на лавке. Сердце бешено стучало в груди и не желало униматься. Вроде и не страшно ей было там, на берегу, и ветер будто знакомый… Заряна, сколько себя помнила, рядом всегда ощущала дуновения ветерка, который то прядь с лица откинет, то одуванчиком в лицо пыхнет, то теплом щёку лизнет. Всегда она его за дружка считала, а тут такие дела сотворил! Щёки загорелись огнем от вспомнившегося, девушка прижала к ним прохладные ладони да глаза прикрыла, пытаясь угомонить вновь поднявшееся смущение.
– Соберись Зарянушка, важное дело предстоит, – чуть громче обычного молвила Верена, проходя мимо дочери, которая все ещё сидела за столом, подперев кулаками щеки, и пялилась на хлебные крошки, что остались после заутренника, – убери со стола, я остальное приготовлю.
Заряна подхватилась с места и споро прибралась, как велено. Верена застелила стол красным льном, на него поставила чашу серебряную. Плеснула туда воды родниковой, в которой разом заискрился, заиграл солнечный луч, отражаясь от начищенного дна и стенок.
– Неси северин, дочь, – тихо сказала Верена, не отрывая взгляда от чаши.
Заряна метнулась к сундуку, где давеча в корзине оставила травку, вернувшись протянула свёрток матушке.
– Э, нет, я своё уже и судьбы испросила. Не обессудь, родная, что ради других придется со своим случаем распорядиться. Зато деток спасём, что не успели ещё родиться, а родным тех, что сгинули, успокоение дадим.
Верена отошла от стола и присела на лавку в простенке. Заряна молча кивнула и встала на место матушки супротив чаши положила тряпицу рядышком и стала распускать косу, потом пояс сняла да на лавку рядом бросила, оставшись в одной рубахе. А рубаха на ней особая была – наподолье с рукавами защитными знаками расшиты, по остёпке, глухо застегнутой, ломаная красная дорожка бежала – не проникнет из мрака в душу и тело ничто чужое да недоброе.
Стала Заряна лоскуток с травкой разворачивать, пальцы заледенели, дрожат от тревоги-неведения. Достала цветок чудный, а он свеж, как будто и не срывали вовсе! Сломила головку со стебля, аккуратно в центр чаши на воду положила, но она тут же на дно опустилась, и не видать её совсем, лишь красные пыльники на своих ножках-волосках тихонечко подрагивают. Замерла Заряна, дышать перестала, но сквозь шум в ушах услышала тихое «Заговор скажи!». Мотнула головой, прогоняя оцепенение, и зашептала, наклоняясь над чашей.
Не слышно было слов заветных, лишь губами шевелили девушка, только слова губы обжигали, силу свою показывали, но сдунула она те слова с языка да губ в чашу, и вода в ней разом вскипела! Растворился цвет в воде совсем, даже пыльников не видать, только лёгкий парок над водицей взвился, ноздри девичьи защекотал. Заряна, опасаясь обжечься, тронула слегка пальцам края чаши, да только холод кожу ожёг, а не жар. Подняла она чашу, пригубила навар. Первый глоток льдом горло продрал, закашлялась девушка, но сделала и второй, и третий, выпив всё до дна.