Удовлетворился знанием Змей, усмехнулся и раскрыл ладонь, сдувая серый прах, в который обратилось последнее напоминание о матери Заряны. А та сидела за столом в горнице. При появлении отца повернула к нему голову. Серый взгляд сверкал влажной галькой, смотрел с вызовом и дюже напоминал взгляд матери.
– Становись напротив меня, – твёрдо сказал Змей.
Заряна встала. Змей взял её за руку и прижал ладошку к собственной груди. Свою же ручищу положил на её грудь, прикрыл глаза и зашептал слова на неведомом языке.
Пальцы Заряны холодил металл подвеса, в центре которого в каплю хрусталя заключено было пшеничное зернышко. Вдруг зажгло в девичьей груди нещадно, потянуло, не поддаваясь натиску. Острая боль пронзила тело, когда призрачная рука проникла в грудь, вырывая искру. Подняла Заряна глаза на Змея, но увидела лишь сосредоточенный взгляд, следивший за тёмной волшбой. Вскрикнула девушка от звука лопающихся струн, уронила бессильно руку, и вмиг закрутило её в поднявшемся неведомо откуда вихре. Упав на пол, Заряна смотрела снизу, как Змей поднёс к своей груди кулак, сквозь сжатые пальцы которого вырывался яркий зелёный свет. Раскрыл он ладонь, скрывая под ней подвес, а когда отнял, то зернышко уже горело ослепительным золотым огнём. Змей вдохнул глубоко, расправил плечи, открыл глаза, что теперь светились золотом, лишь чернела щёлка узкого зрачка.
– Благодарствую тебе, дочь моя! – он склонился в поклоне над Заряной. Потом поднял её на ладони и молвил: – Как обещал, оставляю тебе жизнь и на землю возвращаю. Убедишься, что слово своё я держу.
В следующую секунду всё вокруг будто пропало, окунувшись в непроглядный мрак.
ГЛАВА 8
Заряна
Заряна очнулась внезапно. Её окружало тепло, а слух тревожил едва уловимый шелест. Она попыталась оглядеться по сторонам, но вокруг царила непроглядная тьма. Тепло, тихий шелест и сухой торфяной запах – вот и всё, что она ощущала!
Заряна попыталась встать, но ей удалось лишь отползти совсем немного. Её движение тут же повторилось десятком таких же. Это походило на эхо или на вспышки! Она замерла, и через мгновение мир вокруг снова обрёл неподвижность.
Заряна повела носом. Где-то наверху улавливалось лёгкое движение воздуха. Она двинулась туда. И снова повторились странные вспышки! Они обрели яркость и словно небольшие зарницы то тут, то там подсвечивали повторяющиеся движения. Девушка опять остановилась – вспышки постепенно угасли, стих и шелест.
Решив, что ей ничего не угрожает, Заряна быстро, как только могла, ринулась к источнику свежего воздуха, решив не обращать внимания на непонятные видения и звуки. Поверхность, по которой она ползла, пришла в ленивое движение, помогая двигаться к выходу. А двигаться было отчего-то тяжело и утомительно, словно тащишь на себе неподъёмную ношу.
Вскоре девушка добралась до твёрдой, чуть влажной поверхности, а над ней замаячило небольшое отверстие, сквозь которое пробивался свет и… снежинки. Стало гораздо прохладнее. На Заряну напало тягостное оцепенение, оно мешало продвигаться дальше. Девушке подумалось, что если она сейчас не приложит все усилия и не вырвется наружу, то останется тут навсегда!
Рывок отнял последние силы. Тело, словно стрела, пущенная упругой тетивой, вылетело в просвет и шмякнулось на жёсткий, снежный наст, забиравший последние остатки тепла. Заряна вмиг ослепла от окружавшего её сияния, а солнце, которое она всегда считала благодатью, не грело, оно сковывало своим безжизненным золотым светом.
Тело Заряны совсем лишилось подвижности, следом девушку покинуло зрение, чувства притупились и исчезли. Она медленно замерзала.
Яр
Пискля опять рядился с синицами. Он громко цокал и присвистывал – синицы ему отвечали тем же, да ещё пытались на взлёте хватать лапками за опушившиеся к зиме уши.
Утренний дозор по лесу проходил вполне себе спокойно, не считая тех моментов, когда Пискля пытался давать наставления то своим собратьям-белкам, то мышам-полёвкам, и даже с верхушки молодой ёлки не побоялся упрекнуть лису, что её грудка недостаточно бела сегодня.