Яр, будто не заметив ироничного настроения родных, продолжил:
– А что скажешь на то, что молчит она, не отзывается на мой зов. Не смог я к ней пробиться, как ни старался. Пискля тоже не смог.
Яр развернулся к отцу, наблюдая, как веселье утекает из глаз, сменяясь тревогой. Видар растер ладонями своё лицо, стянул шапку и привалился спиной к стене избы. Выступившая испарина его на лбу поблескивала в лунном свете, а в растрепавшихся волосах переливалась редкая седина.
Ватар кинулся к отцу, на бегу спрашивая, что стряслось, но, не дождавшись ответа, метнулся в дом.
– Плохо это сынок, кто-то в беде, – еле слышно ответил Видар, будто и не заметил начинающегося переполоха.
Тут из избы выскочила Яра. Подхватив мужа под локоть, с удивительной легкостью, она подняла его на ноги. Яр, словно очнувшись от удара, отстранил мать и, легонько подтолкнув её вперед, вошёл вместе с отцом в избу. Там довёл его до постели в их с матушкой горнице.
Отец выглядел нехорошо. На его доселе казавшимся молодым лице отразилась вся сотня прожитых лет. Мать вытолкала детей и нервно дёрнула занавеску в проёме, отгораживаясь.
Братья уселись за столом, и каждый задумался о своём. Только Олеся подходила то к одному то к другому, трясла за плечи и просила растолковать, что произошло. Никто из них ей не отвечал. Тогда она тихонько заплакала и села рядышком с Яром.
Молодой лешак и сам не понял, что могло так потрясти отца, но он притянул к себе сестрёнку и поцеловал её темную макушку. Олеся затихла, теснее прижимаясь к брату.
Времени прошло немало. Олеся успела задремать на плече у Яра, а Ватар заснул прямо за столом, подложив под голову руку. Матушка вышла из горницы неслышно. Тихонько подошла к столу и села напротив старшего сына. Яр никогда не видел, чтобы она плакала, но сейчас материнский взгляд, устремлённый на него, был наполнен усталостью и болью, а на щеках виднелись дорожки не высохших слёз.
– Давно эта история случилась с твоей прабабкой Белавой, – промолвила Яра едва слышно, – Полюбилась она Горыну, сыну Нея. Да только в сердце её было место лишь для мужа, Велибора, и сына – твоего деда Ватара. Жила маленькая семья в южных лесах у Древних гор, считай, у самого обиталища тысячеголового. Оскорбила горделивого бога отказом Белава, и тот в отместку обратил её в медведицу. Пришла она к своему дому, рвалась к сыну, рёвом ревела, срывая собственные когти. Велибор ек узнал в ней свою любимую, принял за обезумевшего зверя, не слышащего зова хозяина леса, и убил, ударив своим посохом. Лишь когда угасла её искра, Белаве вернулось человеческое обличие, да было поздно. Велибор пытался вызвать на бой Горына, да что простой леший против бога! Невозможно понять, как он пережил это.
Замолчав, Яра покачала головой, а у сына её кольнуло сердце. Представил он, что бы с ним сталось, приключись такая беда с Заряной.
В этот момент лешак посмотрел на мать, та мгновенье смотрела на сына с той же скорбью на лице, а затем словно что-то поняла, и её черты отразили испуг и волнение. Она перевела взгляд на Олесю, сидевшую рядом с Яром. Девушка, находившаяся под влиянием рассказа, задумчиво поглаживала брата по руке. Едва встретившись глазами с матушкой, она поняла её чувства и сжала мужскую руку.
Яр недоумённо взглянул на маленькую ручку сестры, сжатую до белых костяшек, затем всмотрелся в девичье лицо. Губы Олеси дрожали, будто пытались сдержать крик, а слёзы хлынули из зелёных глаз. Яр растерявшись, снова посмотрел на мать. Та, прикрыв ладонями рот, часто качала головой, беззвучно отговаривая от чего-то сына. Тут Яр осознал, что мать, так хорошо знавшая его, прочла думы о Заряне. Лешак мягко отвел руку сестры, чмокнул её в макушку и встал из-за стола. В душе его кипела буря. Он понял, что что-то стряслось с Заряной.