Казалось, даже звезды в этот момент скорбели вместе с ним, пригасив свой холодный свет. Грудь лешака сдавило так сильно, что стало невыносимо дышать, и тогда он во всё горло закричал, разбивая ночную морозную тишину. Из его глаз покатились слёзы, мгновенно застывавшие на ресницах и щеках. Яр, захотел бы, не вспомнил дня, когда он последний раз плакал. Да и какое ему было до этого дело! В его голове осталась лишь одна мысль: он и только он виноват во всём, что случилось с Заряной. Это он послушал отца и не открылся ей, это он напугал девчонку своей похотью и не стал просить прощения, это он слишком долго не навещал её, пока обустраивал свой быт. А значит, ему одному нести наказание за случившееся.
Яр не знал сколько времени прошло с тех пор как он упал, но очнувшись от своих дум, он едва чувствовал окоченевшее тело. Леший поднялся с трудом, опираясь на посох, представил перед глазами горницу своей избы, стукнул посохом оземь и исчез.
Звёзды снова засверкали. На небе показался серебряный рожок новорожденного месяца. Что им до лешака с его горем? И не такое они видали за свое существование! Их дело – лить холодный свет на бренную землю да зазывно мерцать, указывая путь заблудшим путникам.
***
Не устояв на ногах, Яр рухнул посреди горницы. Пискля, дремавший на печке, встрепенулся, услышав глухой звук. Свесив мордочку, он увидел на полу тёмную фигуру своего хозяина и стремглав соскочил вниз. Он принялся прыгать вокруг Яра, теребя его то за ухо, то за нос, то яростно тянул за длинные растрепавшиеся пряди волос, пронзительно попискивая и стрекоча, сперепугу забыв про дарованную человечью речь. Его маленькое сердечко никогда в жизни не билось так быстро и не болело так сильно, но никогда в жизни он и боялся так за друга.
Пискля вскоре выбился из сил и затих, путаясь в лешачих космах, где он всегда находил упокоение и ощущение родного гайно, где рос вместе с братьями и сестрами на радость маме. Обняв лешака за шею, на сколько мог, и жалостливо попискивая, бельчонок уснул.
Заряна всё это время находилась в шапке, что лежала на скамье. Высунув голову, она растеряно наблюдала за странными, будто ритуальным, танцами белки вокруг тела лешака. Когда грызун угомонился, змейка решила выбраться из своего теплого укрытия.
Неловко брякнувшись на пол с высоты лавки, она поползла к лешаку и белке. Скользить по тёплым доскам пола было вполне приятно, и дело шло быстро. На половике её движения замедлились, но Заряна не остановилась. Добравшись до тонкой полоске света, проложенную молодым месяцем, она вдруг почувствовала озноб во всем теле, но это не продлилось долго. Буквально в следующий миг она ощутила себя нагой и стоящей на четвереньках.
Девушка глянула в оконце, откуда лился лунный свет, а там молодой месяц жмурился, да звездочки вокруг него хороводы водили, зазывно подмигивали. Не доводилось раньше Заряне с месяцем беседы вести, а тут – словно родной, и свет его как будто душу согревал.
Душу… Спохватилась Заряна, вскочила и ринулась прочь от серебряного света, забившись в угол у очага. Руки к груди прижала – стучит сердце как прежде, и всё вроде как раньше. Она закрыла ладошками лицо и горько зарыдала – никто ей не помешал.
Наревевшись вдоволь, растерла соленую влагу по лицу, но что-то по щеке царапнуло. Глянула на руку – не видать не зги. Заряна поднялась на ноги, на цыпочках подошла к оконцу и опасливо разжала кулачок. На ладони нашлась пара чешуек чёрных, как угольки, не блестели они, а будто свет лунный поглощали. Девушка брезгливо смахнула их на пол и посмотрела на тело, что лежало посреди горницы.
Так же тихонько, на пальчиках, подкралась она к лежачему и присела рядом на корточках. Мужик. Молодой видно, борода с полтора ногтя ({ноготь – 11мм}), а огромный как медведь! Космы его длинные разметались по половику, но цвет в темноте не разобрать. Одежда на хозяине избы вся мокрая, а обувку он и вовсе где-то потерял.
Снова взгляд Заряны вернулся к лицу незнакомца. Она дотронулась до его лба кончиками пальцев и словно обожглась, видно началась лихорадка. Девушка потерла влажными пальцами свой лоб, вспоминая наставления Верены. Сердечко у Заряны екнуло – как там волхва без неё? Прерывисто, чуть не плача она вздохнула, но тут вспомнила, что нагая. Заряна подбежала к очагу, – в нём ещё тлели алые угольки – споро их раздула и, запалив лучину, зажгла светец на столе. Затем вернулась обратно, набросала в топку полешек, снова подула на угольки. Появившиеся язычки, учуяв поживу, с аппетитом облизнув бока деревяшек, взметнулись, освещая зёв очага.