Пискля оказался прав. Уже седмицу лиса жила в избе, найдя себе место в ложнице под постелью лешака. А тот был не против.
– Не боись, в обиду тебя не дам, – неверно понял Заряну Пискля. – Не позволю плутовке тут распоряжаться!
Вчера днём Яр принес телёнка пятнистого оленя. На его голове только-только вспухли бугорки будущих рогов. Олененок угодил задней ногой в капкан, перебивший тонкую кость. Животное тихо постанывало, переживая боль. Огромные тёмные глаза слезились, и оттого казались ещё больше.
Всё время пока Яр возился с оленей ногой, Пискля что-то нашептывал олененку и поглаживал пологий лоб своими маленькими лапками. Закончив врачевать, Яр вынес животное в сени и уложил его в дальнем углу на сено, прикрыв старым отцовским тулупом.
Так, в заботах, и дожили они до зимнего Солнцеворота.
Продолжение
Накануне Яр готовился тщательно, ибо многое зависело от того, как пройдут эти короткие дни и длинные ночи. Касалось это всего леса и каждого лесного жителя в отдельности. И не важно, спит нынче зверь или зиму в хлопотах и заботах переживает. Предстояло проверить каждый ли медведь развернулся на другой бок, да не посыпалась ли кровля берлоги, завалив чело. На ближнем озере предстояло расчистить лунки, что льдом позатянуло да новых лунок накрутить, чтоб мавки да вся остальная водная братия не задохнулись. Но сначала навестят сохатых – соляную голову подложат, тутошний солончак зимой под снегом скрылся и лосям до него не добраться. Да и мелких дел у лешего с помощником было невпроворот.
Наутро Яр и Пискля поднялись рано, по-утреничали они плотно и ушли еще затемно. Заряна не спала, незаметно наблюдала за утренней суетой из ставшей уже родной шапки. Только захлопнулась дверь из ложницы вышла лиса. За прошедшее время она снова стала красавицей, мех снова стал густым и огненным, в утренней потьме ее белая грудка светлым пятном отсвечивала по горнице то тут то там. Обойдя все углы плутовка, проходя мимо лавки, на которой поселилась Заряна, приглушенно тявкнула и, махнув пушистым хвостом, скрылась за дверью. В сенях, видимо, наткнувшись на олененка, который так же зимовал у лешего, она чуть громче тявкнула и на малого.
«Тоже мне, хозяйка нашлась, – буркнула сама себе Заряна и по-детски показала закрытой двери раздвоенный язык.
Несколько задремав в тишине дома под мелодичное завывание вьюги в дымовой трубе, Заряна очнулась от глухого треска, который расходился по стенам избы. На улице еще не рассвело, но уже зыбко по окошку растекался первый утренний отсвет. Треск нарастал и становился более громким. Сквозь шум Заряна услышала, как за оконцем захрустел снег под ногами незваного гостя. За окном мелькнула тень, а следом окошко и так затянутое морозным узором, покрылось толстым слоем инея, словно запечатывая горницу от белого света.
Заряна, напугавшись, со всех своих несуществующих человечьих ног, бросилась под лавку и затаилась там, ожидая появление чужака.
Заряна ярко представила себе, как тот зашел в сени, потоптался на месте, заметив в углу маленького олененка, который от внимания чужого мелко забил копытцами по деревянному полу. Скрип половиц подсказывал, что пришелец снова двинулся внутрь избы. Выглянув из-под лавки Заряно увидела, как полотно входной двери стало медленно затягивать инеем. Снежный мох густо покрыл кованные жиковины (часть дверной петли) и пробой (кованная петля для крюка), а крюк уж давно скрылся под слоем инея на полотне.
Дверь с хриплым скрежетом отворилась мгновенно выстужая горницу ворвавшимся внутрь морозом. Змеиное тело медленно охватывало ледяное оцепенение и лишь человеческий разум, скрытый в нем, отчаянно сопротивлялся невзгоде. В горницу вошел огромный мужик, шапка которого совсем чуть-чуть не доставала до потолка. Он тяжело дышал, исторгая из ноздрей крупного носа уйму снежинок, которые, не тая, кружили в воздухе. Он прошел дальше и уселся на коника, который жалобно скрипнул под тяжестью чужака.
Заряна из последних сил преодолевая оцепенение, с надеждой глянула на топку очага, но увидела лишь сосульки, свешивающиеся с оконца шестка.
Мужик стянул свою шапку, провел ладонью по высокому лбу, будто в избе было жарко натоплено, и громыхнуло голосом, словно летним громом:
– Выползай, давай, подколодная. Знаю, что здесь прячешься, разговор есть.
Ледяной озноб пробежал по длинному змеиному телу и неожиданно подарил ему подвижность. Непослушное желанию Заряны, змеиное тело само поползло к меховым сапожищам мужика.
– Почто темно-то, – возмутился дед, потому иначе его у Заряну язык не поворачивался, когда она увидела ближе его лицо, изрезанное глубокими морщинами, длинная белая борода свисала между широко расставленных ног до самого пола. Тем временем дед дунул на стоявшую на столе свечу, над которой загорелся голубой язычок пламени, распространяя холодный свет по и так уже выстывшей горнице.
– Ну вот, другое дело, – снисходительно бухнул дед, – давай поближе,– махнул он рукой змеюке и под ней закружился небольшой снежный вихрь, поднимая земноводное на уровень стариковских глаз.
– Красивая, подлюка, – одарил старик сомнительной хвалой, – не признала, поди, да и куда тебе. Ты все, со своей волхвой, к солнцу да свету тянешься, а Нави с ее глубокой непроглядной тьмой чураешься. Дозволь представиться – Чернобог, нынче пред тобой в облике Карачуна. Люд земной рассудком то слишком слаб, если узрит облик мой истинный - умом тронется от зрелища темного, вымрет, исчезнет с лица Земли-Матушки, что потом прикажешь делать, а все «теплые» места нынче заняты, так что рисковать не могу.
Ты ж мне вроде как внучатой приходишься, – задумчиво помолчал, покачал лохматой головой, – Нехорошо племяш поступил, нехорошо. А, – разочарованно махнул старик рукой, – Гад он и есть гад. Но что сделано, то сделано, былого не вернуть. Однако ж есть у меня к тебе предложение.