— Зато у вас ее нет вообще, — парировал он, изогнув бровь. — Вы же просто святая. Благородная праведница.
Эдит закатила глаза. Какая знакомая уловка. Ее отец тоже менял тему, едва заканчивались аргументы.
— У меня есть гордость. Но я горжусь только по-настоящему стоящими вещами, например своим умением вести хозяйство и заботиться о людях. — Она развела руками. — Почему я должна это скрывать? Что плохого в том, чтобы гордиться своими достижениями? Но я презираю такую гордость, которая построена на унижении других.
— А у вас острый язычок.
— Никогда не видела смысла в том, чтобы подслащивать неприятную правду. Не стану делать этого и сейчас.
— То есть, вы за честность.
— Именно так. — Эдит расправила плечи.
— Однако, соглашаясь принести себя в жертву во имя других, вы прикинулись невинным агнцем, которого отправили на заклание.
Она сглотнула, пораженная тем, что Бранд знаком с христианскими образами. Хотя, ничего странного, он ведь прожил в Англии более десяти лет.
— Не припоминаю, чтобы в нашем соглашении оговаривалось, с каким видом я обязана его принимать.
Она напряглась, ожидая расплаты за свою дерзость, но вместо этого он запрокинул голову и расхохотался.
— Спасибо за урок, кроха. Я запомню, что в споре вы хорошо держите удар.
—Я не кроха, а вполне высокого роста, — запротестовала Эдит, уводя разговор из опасного русла. Похоже, Бранд и не собирался делать ее своей наложницей на деле. От этой мысли ей почему-то стало грустно.
— По местным меркам возможно, но на моей родине женщины не уступают нам ростом. — Его взгляд затуманился. — Чтобы взрастить расу воинов, нужны сильные духом женщины. Так говорил мой отец.
— Сила женского характера не зависит от ее роста.
— Тут я с вами согласен. В этом смысле норвежки бывают разные.
В груди больно кольнуло. Где-то далеко жила женщина, которой принадлежало его сердце. Пусть так, но почему мысль об этом так ранит? Нет смысла желать чего-то большего. Она его наложница, а не возлюбленная.
— Мой муж был одного со мною роста, — тихо произнесла она. — Я не привыкла считать себя маленькой.
Его руки легли ей на плечи.
— Но вы меньше меня.
Она облизнула внезапно пересохшие губы.
— Я знаю.
— Значит, вы кроха.
— Или же вы великан.
— Зависит от точки зрения.
— Об этом я не подумала. — Ее дыхание участилось, а сердце быстро забилось в груди. Бранд стоял так близко, что она заметила каплю воды, скатившуюся в ямку у основания его горла.
Он склонился к ней. На этот раз его губы мягко терзали ее дразнящим, соблазняющим поцелуем. Эдит прильнула к нему, и он обнял ее, прижимая к себе. Она ответила на его поцелуй, познавая его чистый мужской вкус.
Когда он поднял голову, Эдит тут же отпрянула.
— Зачем это было нужно? — спросила она, задыхаясь.
— Просто так.
— По-моему, вы просто хотели остановить наш спор.
Бранд смотрел в ее запрокинутое лицо, борясь с желанием снова привлечь ее к себе и проникнуть в глубины ее существа, уже по-настоящему. Но нет. Он сполна насладится погоней. Он совсем забыл, каково это — когда с тобой спорит женщина. Слишком часто они безропотно падали к его ногам ради того, чтобы использовать его положение или добраться до его денег.
Прогоняя наваждение, он покачал головой. Это просто усталость. Никаких особенных чувств к этой женщине у него нет и быть не может. Всю ночь он занимался тем, что осматривал замок, зная, что она не посмеет покинуть его спальню и помешать ему.
— А вы любите, чтобы последнее слово оставалось за вами?
Мило покраснев, она вздернула нос.
— В этом нет ничего плохого.
— Зато я нашел прекрасный способ, как заставить вас замолчать. — И он от души расхохотался.
— Мне нужно идти. Скоро все в замке проснутся.
Он пробежался пальцами по ее плечу.
— Что ж. Тогда разрешаю вам скрыться бегством, Эдит. Но мы с вами все еще не закончили. По сути, мы даже не начинали.
Она развернулась и зашагала прочь. Предвкушая удовольствие, Бранд смотрел ей вслед. Всю его усталость как рукой сняло. Когда придет время, им будет хорошо в постели.
Но не успела она сделать и тридцати шагов, как остановилась и сдавленно вскрикнула. Он быстро догнал ее.
— Эдит, что с вами?
Она простерла руку и указала на окутанные туманом деревья.
— Смотрите! Там висельник. Так вот чем заканчиваются ваши пиры?
— С чего вы решили, что к этому причастны мои люди?
— Не знаю. — Она обхватила себя за талию. — Боже, я так надеялась избежать кровопролития.
— Издалека непонятно, что там такое. — Бранд тронул ее плечо. — Может, сходим и проверим?
— Вместе? — пискнула она.
— Если желаете. Я могу и один.
Она закусила губу.
— Лучше я пойду с вами. Я испугалась от неожиданности, только и всего.
Они молча пошли к повешенному, который покачивался на ветке. На полпути Бранд с облегчением выдохнул и расслабился. То был не висельник, а набитое соломой чучело, одетое в штаны и рубаху. Чья-то глупая шутка. Однако неизвестный шутник явно рассчитывал бросить ему вызов. Нужно найти его и наказать. Он знал, как легко можно подорвать свой авторитет, если оставлять без внимания подобные выходки.
— Что там? — спросила Эдит дрожащим голосом. Она была бледна как полотно.
— Соломенное чучело.
— Слава богу. Не придется никого хоронить на перекрестке. — Она содрогнулась. — Это всегда так тяжко.
Внутри него медленно нарастала злость на того, кто своим гнусным розыгрышем посмел ее напугать.
— Полагаю, вы ничего об этом не знали?
— Откуда? — Она сверкнула глазами и сразу стала больше похожа на женщину, которая встретила его вчера. Она смахнула с платья остатки соломы. — Я ходила на конюшню, чтобы проведать свою кобылу. Кто разбросал там все сено. — Ее пальцы дрогнули. — Вы должны мне верить.
— Вас кто-нибудь видел?
— Нет. Все еще спали. — Она стиснула кулаки. — Я не способна на такой жестокий розыгрыш!
К своему удивлению Бранд был готов ей поверить. Уж слишком неподдельным был ее испуг, когда она с побелевшим лицом указала на болтающееся на веревке тело. Не могла она быть настолько хорошей актрисой.
— Я вам верю.
Она растерянно заморгала.
— Правда?
Интересно. Похоже, шутник, прежде чем действовать, забыл спросить у нее разрешения.
— А что, есть причина подозревать, что вы говорите неправду? — спросил он.
Она медленно покачала головой.
— В юности я вот так обнаружила свою тетю. Когда ее ребенок умер от лихорадки, она тронулась умом. Мне по сей день снится это во сне. Были и другие, кто решил таким образом свести счеты с жизнью. Мне приходилось самой хоронить их. Ни наш священник, ни тем более муж не желали этим заниматься.
— Сожалею. — Обняв ее за плечо, он почувствовал, что ее трясет. — Будь там настоящий висельник, я бы о нем позаботился, как того заслуживают все ушедшие в мир иной.
— Что вы теперь будете делать?
— Сниму его с дерева. Потом узнаю, кто это сделал, и почему.
— И каким образом вы это узнаете? — Она взяла его за локоть. — Скажите. Я имею право знать. Если вы накажете сразу всех, то добьетесь лишь всеобщего негодования.
— У вас есть право знать только одно: это мое поместье, и я поступлю так, как сочту нужным.
Стряхнув ее руку, он достал нож и метким броском перерубил веревку. Чучело свалилось на землю. Бранд с отвращением увидел, что на его голове нахлобучен норманнский шлем.
Подняв шлем, он внимательно осмотрел его и сразу понял, кому он принадлежит. У него перехватило дыхание. Смелая выходка.
— Чей он?
Он покрутил шлем на пальце.
— Хререк будет изрядно смущен, когда получит его обратно.
Ее глаза распахнулись.
— Это тот самый норманн, который приставал вчера к Хильде? Мои люди не настолько смелы, чтобы красть его вещи.