Девушка, улыбаясь, вышла из комнаты. Добравшись до своей спальни, она отпустила служанку и села за бюро. Прежде чем уехать во Францию, следовало по крайней мере написать матери. Письмо далось ей с трудом. Употребляя местоимение «мы», она имела в виду себя и герцогиню, так что получалась не совсем ложь.
Клеона посыпала готовое письмо песком и заклеила сургучной печатью. Девушка надеялась, что никто не станет удивляться, почему она пишет в дом священника, и решительно прогнала мысль о том, что кто-нибудь из слуг в Линк-Хаус станет шпионить за родной внучкой вдовствующей герцогини. Но тут Клеона вспомнила слова герцогини и свое привидение. Может, все-таки это был шпион? Есть ли какая-то связь между ним и тем лакеем, который с грохотом уронил тарелки и бесследно исчез из дома?
Клеона решила, что не уедет с Баркли-сквер, пока не узнает, что за секрет скрывают панели той пустой спальни. Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Уже миновала полночь. Взяв с бюро серебряный подсвечник, девушка подошла к двери и выглянула наружу. На площадке было пусто, только теплились свечи в серебряных бра.
Клеона выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Постояв в коридоре, она очень тихо повернула ручку Лавандовой спальни. Огромная кровать с пологом на четырех столбиках была пуста и закрыта чехлом, так же как стулья и туалетный столик. Клеона бесшумно прошла по толстому ковру, протянула руку и спустя несколько секунд нащупала пружину, которая открывала потайную дверь.
Узкая винтовая лестница круто уходила вниз, в темноту. Высоко держа свечу, Клеона осторожно начала спускаться. Лестница была очень узкой, ступеньки уходили все вниз, вниз и вниз, пока внезапно не кончились.
Девушка очутилась в тесной комнатке — всего фута четыре в длину и столько же в ширину, — из которой, казалось, не было выхода. Клеону охватило ужасное разочарование. Она не знала, чего ожидала, но уж конечно, не лестницы, ведущей в никуда, резко обрывающейся у кирпичной стены. Девушка решила, что первоначально это была уединенная молельня, а потом выход заложили. Во всяком случае, теперь здесь не на что было смотреть и нечего искать.
Клеона как раз собиралась пойти обратно наверх, когда услышала голос, который прозвучал так близко, что девушка вздрогнула,
— Ты действительно согласился на эту сумасшедшую поездку? — спросил кто-то. — Ты же не доверяешь этому проклятому малому?
Клеона узнала голос Фредди Фаррингдона. В ответ прозвучал столь же хорошо ей знакомый голос.
— Конечно, не доверяю. Ты что, принимаешь меня за простака? — спросил герцог. — Но ему бы показалось чертовски странным, если бы я сейчас пошел на попятный.
— Мне это не нравится. Ей-богу, не нравится, — угрюмо пробормотал Фредди. — И что это нашло на вдовствующую герцогиню, что она прицепилась к тебе, как репей? А уж брать с собой малышку Клеону — для этого надо совсем спятить!
— Ничуть, — весело откликнулся герцог. — Этот веснушчатый носик больше всего подходит к нашей компании. Все мы знаем, зачем вмешивается вдовствующая герцогиня. И знаем, что вряд ли они так доверчивы, чтобы ни в чем не заподозрить меня. А Клеона… Она — то, чем кажется: здравомыслящая, прямодушная английская мисс, которая будет таращить глаза на первого консула.
— Черт побери, Сильвестр, ты не должен вовлекать Клеону в этот обман! Если я не ошибаюсь, это будет чертовски опасно.
— Я знаю, — лаконично ответил герцог, — и именно поэтому ты едешь со мной. Если кто и способен разглядеть западню с пятидесяти ярдов, то это ты, Фредди!
— Премного благодарен, — протянул мистер Фарринг-дон с ноткой удовлетворения в голосе. — Но у меня назначены встречи, от которых я не намерен отказываться.
— Не спорь, — спокойно проговорил герцог. — Я уже написал Питту, что ты тоже едешь.
— Написал? Ты написал? — возмутился Фредди. — Проклятие, Сильвестр, ты чересчур своеволен.
— Прости, Фредди. Мы уезжаем в девять утра. Предупреди обо всем Энтони и Чарлза. Я весь день пытался с ними связаться, но Хорек таскался за мной по пятам.
— Мне это не нравится. Клянусь, мы все пожалеем об этом, даже не успев состариться.
— Возможно, — согласился герцог, — но мы сами этого добивались и теперь, когда это случилось, я лично буду рад перейти к действиям. Мне до смерти надоело каждый вечер любоваться на лица Энтони и Чарлза. Ты когда-нибудь замечал, что у Энтони дергается глаз, когда он выигрывает?
— Ей-богу, Сильвестр, — не выдержал Фредди, — мне бы твое хладнокровие! Я на твоем месте уже готовил бы оружие. Мы едем не для того, чтобы целовать дамам ручки, и ты это знаешь!
— Да, знаю, — спокойно подтвердил герцог, — и чертовски рад, что наше безделье кончилось. Иди собирай вещи, Фредди. Тебе понадобится твое лучшее платье. И вспомни французский, старина. Он всегда был у тебя чертовски плох, даже когда мы учились в Итоне.
— Должен заметить, Сильвестр, — с достоинством ответил Фредди, — что, если ты так много требуешь от своих друзей, мог бы по крайней мере хоть притвориться вежливым.
— Вот еще! — воскликнул герцог. — Ты же не притворяешься, что доволен, а мог бы. Дело будет чертовски трудным, и мы все это знаем. Если я смогу взглянуть на тот список, я буду считать, что дело сделано.
— Можно сказать тебе одну вещь? — спросил Фредди.
— Да, конечно.
— Я не думаю, что у тебя есть шанс увидеть тот список или услышать хотя бы одно имя из него, — твердо заявил Фредди.. — Насчет этого они будут держать рты на замке. Возможно, они достаточно заморочены, чтобы доверять тебе, Сильвестр, но не настолько.
— Ты пытаешься меня обескуражить? Но я скажу тебе, Фредди, что добуду тот список, даже если меня за это повесят.
— Пятьсот фунтов стерлингов против твоих двух вороных жеребцов. Согласен?
— Согласен, — откликнулся герцог. — А если со мной что-нибудь случится, Фредди, они в любом случае будут твоими. Я оставил письмо для своего поверенного со всеми распоряжениями.
— Оставил письмо? — задохнулся Фредди. — Черт побери, Сильвестр, не будь таким щедрым и не говори так, словно готовишься уйти из этого мира. У тебя еще по крайней мере лет сорок. У меня от таких разговоров мороз по коже, честное слово.
— Прости, Фредди, — ответил герцог, — но я все равно принимаю твое пари! Только запомни, я не намерен расставаться со своими жеребцами!
— Ну, ты точно хладнокровный тип, — повторил Фредди. — А теперь, если я вынужден тебя сопровождать — а ты прекрасно знаешь, что у меня не хватит духу заявить Питту, что я отказываюсь, — мне надо вернуться к себе и заставить моего камердинера пошвырять в чемодан какую-нибудь одежду. У тебя полно места для багажа, я полагаю.
— Полно, — подтвердил герцог. — Мы с тобой поедем в фаэтоне. Посмотрим, не удастся ли нам побить рекорд принца. Кстати, каков он был? Четыре часа и тридцать минут?
— Что-то вроде того, — ответил Фредди.
— Бабушка и Клеона поедут в карете ее светлости, а слуги и багаж последуют за ними в другой карете. Конечно, мы будем в Дувре намного раньше остальных. Но это даст нам время предупредить капитана, что мы собираемся отчалить, и сделать еще кое-какие приготовления, которые пришли мне на ум. Да, кстати, мы захватываем Хорька в Челси. Я рассчитываю на тебя, Фредди. Постарайся его занять, чтобы он не услышал того, о чем ему не следует знать.
— О Боже! Он едет с нами? Он крепко держит тебя на крючке!
— Во всяком случае, он убежден, будто это так. Фредди, у меня есть тост. За Францию! Пусть она стоит тебе пятьсот фунтов!
После минутной паузы Клеона услышала голос Фредди:
— За Францию, Сильвестр, и давай молиться, чтобы я не выиграл тех жеребцов!
Раздался звон, который заставил Клеону вздрогнуть. Но она быстро поняла, что мужчины бросили бокалы через плечо, и они разбились о камин. Затем герцог и Фредди, должно быть, вышли из комнаты, ибо через минуту их голоса стали удаляться и постепенно затихли.