Она вдруг смутилась, словно он задал неуместный вопрос. Возможно, от усталости и голода? Решив, что странное смятение спутницы связано с этими бренными потребностями, он подумал и о своих. Долгая дорога давала себя знать, в животе уже ничего не осталось от жареного ягненка, съеденного вечером.
«Что она спросила? Спешу ли я? Очень спешу…» – Ральф поморщился и стиснул кулак, вспомнив, как его встретили в собственном поместье.
– Да, я спешу, леди Вуд, у меня дела в Лондоне, очень важные дела.
– Важные дела? – переспросила Мод, медленно растягивая слова. Она с трудом удерживалась в седле, на мгновения проваливаясь в зыбкую полудрему. В сизом предрассветном тумане облик ее спутника дрогнул и расплылся – или то слипались ее глаза? Мод зашатало и потянуло вниз…
– Да, но это совсем неинтересно для вас… Вы отдохнете в Кембридже, поспите, а я пошлю Бертуччо за врачом, – сказал Ральф и тотчас пожалел, что напомнил ей о раненом слуге, но он давно разучился вести изящные беседы с дамами.
– Не огорчайтесь, на все воля бо… – начал было он, но закончил ругательством, совсем неуместным рядом с божьим именем, потому что леди Вуд, вдруг покачнувшись, начала падать и оказалась бы на земле, под копытами собственной арабки, если бы Ральф не повернул рыжего и не удержал ее в седле. Он подхватил ее за талию – с засыпающей либо впадающей в беспамятство дамой было не до церемоний. Рыжий, столкнувшись с кобылой леди Вуд, издал негромкое довольное ржание.
– Леди Вуд, не стоит засыпать в седле, вы можете упасть, – проворчал Ральф.
Она что-то пробормотала и, привалившись головой к его плечу, замерла.
«Что это с ней? Лишилась чувств? Этого только не хватало!» – лихорадочно думал он, одной рукой сжимая повод фыркающего рыжего, а другой держа леди Вуд. Она вдруг вздохнула и пошевелилась, словно устраиваясь поудобней, и Ральф понял, что она просто-напросто заснула.
Он растерялся: такого с ним никогда не бывало. Девушка прижалась к нему, словно доверчивое дитя к груди отца. Ральф перехватил повод гнедой арабки и негромко свистнул, подзывая Бертуччо. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре оказался рядом, с изумлением взирая на хозяина, исполняющего странный трюк с дамой и лошадьми.
Позади загремели колеса приближающейся повозки.
– Только попробуй что-нибудь сказать, Берт! Шкуру спущу! – шепотом рыкнул Ральф. – Леди заснула и чуть не свалилась с лошади!
Слуга, изобразив на своей подвижной физиономии смиренную мину, но не забыв многозначительно закатить глаза, подхватил повод кобылы, а Ральф, крякнув от боли – коварная спина вновь напомнила о себе, – перетащил девушку к себе на седло. Она что-то вяло пробормотала, так и не открыв глаза, повозилась и затихла у него на груди, словно на удобном ложе.
Бертуччо, выразительно хмыкнув, поехал вперед, уводя освободившуюся от всадницы кобылу, а сэр Ральф Перси тронул рыжего, охваченный букетом весьма противоречивых ощущений: от просто мужских, усугубленных долгим воздержанием, до давно, а может, и никогда не испытанных, тех, которые поэт или философ назвал бы нежностью, смущением, трепетом, но сэр Ральф, не будучи ни тем ни другим, не пытался дать им определение. Он почему-то вспомнил, как много лет назад держал на коленях свою семилетнюю жену, и она доверчиво гладила его дублет маленькими детскими пальчиками. Откуда пришло это воспоминание? Ведал ли он, что сегодняшняя ночь бросит ему женщину вот так, прямо в руки?
Леди Вуд снова пошевелилась, рыжий шел медленно, явно сердясь на двойной груз.
Глава II
Кембриджский пудинг
Все медленно перемешать и приготовить тесто, которое еще полчаса должно постоять. Затем растопить жир на сковороде, влить в нее тесто и запечь в печи.
За последствия повар ответственности не несет…
Она не сразу поняла, что именно ее разбудило. Мод потерлась щекой о подушку, которая оказалась не слишком мягкой и немного колючей, да и сама она почему-то не лежала, а сидела. Она открыла глаза и увидела, что ее голова покоится на коричневом шерстяном джеркине, что сидит она боком на рыжей лошади, почти на коленях своего ночного спасителя, и он, придерживая ее за талию, что-то сердито ей говорит.
Мод смутно припомнила, как по дороге, во время их разговора, ее стало неудержимо клонить в сон. Значит, Кардоне пересадил на своего коня и вез ее спящую? Она встрепенулась и отпрянула от джеркина, на котором так уютно пристроилась.
– Мы в Кембридже? – пробормотала девушка, осматриваясь.
Они находились посреди мощеного двора. По одной его стороне стояли сараи и большая конюшня, а по двум другим возвышалось добротное двухэтажное строение с высокой черепичной крышей, сложенное из твердого, грубо тесанного камня, украшенное живописными эркерами, окнами со средниками и вывеской над крыльцом.
«Ржавая подкова», – прочитала Мод и заерзала на месте, пытаясь вывернуться из рук Кардоне и сползти на землю. «Заснула, будто маленькая девочка, на груди постороннего мужчины…»
Кардоне удержал ее, основательно встряхнув, и вернул на место – на свои колени.
– Сидите, леди Вуд, а то свалитесь спросонок, повредите себе что-нибудь, и в вашей команде не останется никого, кто бы смог свободно передвигаться, – раздраженно рыкнул он, спрыгнул на землю, снял девушку с лошади и приказал: – Займитесь своими людьми, миледи!
После чего обратился к спешившему им навстречу хозяину постоялого двора, потребовав у того комнаты и еду для леди и джентльмена.
Мод пошла к миссис Пикок и Мэри, которые к тому времени уже выбрались из повозки и во все глаза уставились на нее и Кардоне. Поприветствовав их, она заглянула в повозку.
– Мистер Ньютон жив, но по-прежнему без сознания. У него начался жар, – сообщил ей Томас.
– К нему надо привести врача, – едва успела сказать Мод, как за спиной загремел голос Кардоне, раздающего распоряжения.
И все сразу пришло в движение. Раненого вытащили из повозки и понесли в дом, прибежавший откуда-то мальчишка занялся лошадьми, а хозяйка пригласила путешественниц следовать за ней в отведенную им комнату. Но прежде Мод заглянула в каморку на первом этаже неподалеку от входа, куда положили Роджера, чтобы убедиться, что он размещен со всеми возможными удобствами.
Отдав распоряжения, проводив взглядом леди Вуд и рявкнув на Бертуччо, отпустившего язвительную реплику, Ральф зашагал по двору в сопровождении едва поспевающего за ним хозяина, который торопливо объяснял, как повезло путникам – у него чудом остались свободные места.
– Все гостиницы и трактиры в городе заняты людьми графа Суррея [25], что прибыли вчера, – рассказывал словоохотливый хозяин. – Тыщи три не меньше, у нас тоже остановились джентльмены…
– Суррей с людьми в Кембридже? – переспросил Ральф на ходу.
– Вы не знали, сэр? Они идут к его светлости герцогу Норфолку [26]разгонять мятежников на севере. Там творится ужасное: убивают комиссаров, разоряют церкви! А вожаком у них адвокат из Йорка, Аск. Говорят, в Линкольне одного ослепили, завернули в свежую коровью шкуру и отдали на растерзание псам, а другого повесили за ноги, головой прямо в костер… Что-то будет, сэр…
Хозяин замолчал, видимо, решив, что и так слишком много сказал случайному постояльцу.
Ральф, спеша от северных границ, пересек Дарем и Йоркшир за несколько дней, останавливаясь, лишь чтобы дать отдых коням да задержавшись на переправе через Хамбер. Конечно, он слышал о том, что происходит на севере, и недалеко от Донкастера чудом избежал встречи с отрядом вооруженных йоменов.
Сведения хозяина гостиницы были отчасти верны, отчасти преувеличены – обычная смесь слухов и страхов. Роберт Аск [27]собрал целую армию, ряды которой неуклонно пополнялись джентльменами, йоменами и ремесленниками, недовольными реформами короля. Бедным людям негде молиться, когда по королевскому указу разрушаются церкви и монастыри, писал Аск в своей петиции к королю. Слова послания слухами разлетелись по графствам, их передавали от одного другому: нет доверия безродным самозванцам – Томасу Кромвелю и Ричарду Ричу [28], которые нашептывают королю крамольные слова, преследуя свои цели; нет доверия новым епископам Кентербери, Рочестера, Вустера, Солсбери, что ниспровергли истинную веру, и главному виновнику – епископу Линкольна, ведь именно в Линкольншире, в городке Лаут, недалеко от которого находился Боском, поместье Бальмеров, в начале октября и начался мятеж. [29]
25
Генри Говард, граф Суррей (1517—1547) – сын Томаса, 3-го герцога Норфолка, один из основателей английской поэзии эпохи Возрождения. Казнен в 1547 г.
26
Томас Говард, 3-й герцог Норфолк (1473—1554) – лорд-казначей и лорд-маршал, а также (после отставки кардинала Уолси) хранитель большой печати. В 1536 году собрал войско против католических повстанцев в северных провинциях Англии. Дядя двух жен Генриха VIII – Анны Болейн и Екатерины Говард, отец поэта Генри, графа Суррея.
27
Роберт Аск (1500—1537) – известный лондонский адвокат, в 1536 году возглавил восстание католиков, известное под названием «Паломничество благодати». Казнен в 1537 году по обвинению в государственной измене.
28
Ричард Рич (1496/7–1567) – адвокат, генеральный солиситор, в 1536 году возглавил палату прироста, созданную Генрихом VIII с целью контроля над землями и финансами, ранее принадлежавшими католической церкви. Известен как свидетель в суде над Томасом Мором и епископом Джоном Фишером, огласивший их признания, высказанные в дружеских с ним беседах.
29
Мятеж – здесь: крупнейшее восстание на севере страны в 1536—1537 гг. 40-тысячная армия восставших выступила против гонений на церковь, в частности, против расформирования аббатств и конфискации королем монастырского имущества и земель. Получило название «Паломничество благодати» или «Благодатное паломничество» (англ. Pilgrimage of Grace).
Лаут – деревня в Линкольншире, где 1–2 октября 1536 года местные жители выступили против королевских комиссаров, прибывших делать опись церковного имущества. Восстание в Лауте послужило началом мятежа северных графств.