- А тому…. – Санса замялась – Тому, что происходит сейчас – ты рад?
Он посмотрел на нее, слегка приподняв брови:
- Почему ты спрашиваешь, Пташка? Я ведь сказал, что хочу тебя.
- Тирион меня хотел – странным сдавленным голосом ответила она. – И Рамси тоже. И Мизинец. И сейчас меня хочет каждый второй мужчина в замке, если не больше. Я спрашиваю – рад ли ты?
Он снова схватил ее пальцами за подбородок, внимательно вглядываясь в ее лицо. Санса не знала, что на нее нашло: она уже раскаивалась за свою слабость, и боялась расплакаться, услышав ответ «Нет» или «Мне все равно» или «Мне приятно тебя трахать». Да что с ней такое? После всего, через что она прошла – неужели она станет глупой безвольной плаксой, как в Красном замке?
- Седьмое пекло, конечно, я рад. Перестань реветь – добавил он, стирая пальцами слезы с ее щек. – И иди ко мне.
XII. Bring me to life
Санса ему врала. Сандор был уверен в этом, но не мог определить, в чем именно. Или нет, не врала – недоговаривала, но опять же – что именно? После их последнего разговора он был в этом уверен. От этих мыслей голова пухла, и он уже был почти готов рискнуть и поговорить с Тормундом – даже если поделить надвое все его байки, рыжий ублюдок и правда вроде бы разбирался в женщинах.
Недолгое затишье в замке сменилось оживлением, среди солдат шли разговоры о том, что скоро выступать. Сандор был этому и рад, и не рад – он чувствовал, что засиделся и соскучился по хорошей драке, но при этом не хотел уезжать от Сансы, не выяснив все до конца. Допрашивать ее и давить он не хотел, да и смысла в этом не было – чем он тогда будет отличаться от других – тех, кто хотел ее, но отказывал ей в собственных желаниях. Убалтывать и развязывать язык он был не мастер, соблазнять – тем более. Все, что он мог – это быть рядом и ждать, но на это у него не было времени.
Была и еще одна трудность – чем больше он проводил времени с Сансой, тем больше ему хотелось, тем сильнее он начинал в ней нуждаться. Сначала он был доволен и тем, что она смотрит на него без отвращения, после того, как они стали спать в одной постели – ему захотелось трахнуть ее, а теперь ему нужна была его душа, и еще – чтобы она нуждалась в нем не только как в средстве для сна или любовнике, который согреет постель, пока не появится кто-то получше – например лорд с подходящим титулом или замком.
Последнюю мысль он гнал от себя как мог. «Не будь идиотом» - твердил себе Клиган. – «Не будь хреновым идиотом, не вздумай». Но чем дальше, тем больше ему казалось, что он уже идиот, самый что ни на есть тупой идиот во всех Семи королевствах. И конечно же, вопреки всем своим мыслям и спорам с самим собой он все равно придет вечером в ее спальню, чтобы в очередной раз согреть леди в постели, развлечь беседой и уйти утром.
***
- Ты что, не понимаешь? – она уже почти кричала. – Я монстр! Я чудовище! Он был прав!
Он подскочил к ней, сжал ее плечи и тряхнул так, что зубы клацнули.
- Что ты несешь? Кто был прав?
- Мой… Мой муж! Рамси! Он сказал… - Санса запнулась на мгновение, а затем продолжила уже тише. – Перед тем, как я спустила на него собак, он сказал, что часть его останется во мне навсегда. И он оказался прав. Часть Рамси вечно живет во мне. Злоба, жестокость, умение убивать.
- Послушай меня, Пташка…
- Не называй меня так.
- Послушай меня – повторил он. Мы все монстры, все чудовища, все убийцы. Разве я не говорил тебе этого давным-давно? Твой отец, твоя мать, этот безумный парень – Теон Грейджой, твоя сестра, ты, я, король севера и драконья королева. Все мы.
- И что с этим делать?
- Ничего. Жить дальше. Ты никогда не избавишься от того, что сделала. Оно будет с тобой, потому что прошлое не изменить. Только настоящее и будущее – может быть.
- Это тебе сказал твой септон?
- Рэй? Да, он. Он тоже был убийцей, кстати – до того, как стать септоном, он был воином, и думаю, отправил в пекло немало народу.
- Как ты живешь с этим? – Санса внимательно смотрела на него, слегка нахмурившись.
- Не знаю. Просто живу.
- Тогда в чем разница между тобой и Псом, каким ты был?
- Раньше я получал от убийств удовольствие. Теперь я люблю хорошую драку, но убиваю по необходимости. Наверное, это означает мир в душе.
Санса помолчала.
- Я хотела убить Рамси. Не просто убить – я хотела, чтобы он умер в муках, как мучилась я, и Теон, и другие люди, кого он мучил и убивал.
- Ну и молодец, поделом ублюдку.
- Я не знаю, как жить дальше. Не знаю, как найти свой мир.
Сандор хмыкнул.
- Завтра сюда могут заявиться Белые ходоки, мы все сдохнем, и тебе не придется над этим думать.
Санса слабо улыбнулась.
- А пока они еще не пришли – в пекло все. В пекло все – повторил он, накрывая ее щеки ладонями. – Мы можем жить, дышать… Любить.
Последнее слово он произнес совсем тихо – не смог удержаться и тут же пожалел об этом. Но Санса не стала вырываться, даже наоборот – шагнула еще ближе, прижалась тесно, приподнялась на цыпочках и сказала так же тихо:
- Тогда люби меня этой ночью.
Он резко дернул ее к себе, стиснул в объятиях, прошептал в ухо, уже с трудом сдерживаясь:
- Сними рубашку.
И она сняла.
***
Он не помнил, как они оказались в постели, и когда он сам успел раздеться. Помнил только, что впервые за все время их связи перестал сдерживаться и заметил, что ее это не пугает. Более того – сдерживаться перестала и она, словно внутри нее рухнула невидимая плотина.
В какой-то миг Клиган изрядно удивился, обнаружив себя на спине. «Сдаюсь» - усмехнулся он, но Санса только жадно сверкнула глазами и медленно покачала головой. А потом он ощутил ее на себе и себя в ней, и мог видеть ее всю, от рыжих волос внизу и тонкой талии до нежной округлой груди с затвердевшими сосками, стройной шеи, лица, с которого наконец исчез весь холод, равнодушие – теперь оно было прекрасным, живым, остро-хищным, в пламени очага пару раз влажно блеснули зубы. «Волчица» - подумал он про себя. Лучшее зрелище за всю его гребаную жизнь.
========== 7. ==========
XIII. Cнова горит
Санса сидела на постели и смотрела на мужчину, который крепко спал, лежа на спине, подложив одну руку под голову, слегка повернув ее в сторону. В тусклом свете догорающего очага черты его лица казались резче, чем обычно, хотя, если вдуматься, на самом деле они были скорее мягкими. Была уже глубокая ночь, она устала, но потрясение от пережитого было так велико, что спать не хотелось. Хотелось сидеть вот так хоть вечность – смотреть на него, думать, чувствовать. Как будто время остановилось, как будто утро никогда не настанет, а войско мертвецов никогда не придет под стены Винтерфелла.
Что произошло, когда она прошептала ему на ухо просьбу любить ее? Санса пыталась найти слова, но как можно было выразить этот… Этот прорыв? Да, наверное так. Словно какая-то завеса или пелена между ними прорвалась – с треском, с болью – и выпустила их навстречу друг другу. Странно: все случилось только час назад, но Санса одновременно как будто и помнила, и не помнила произошедшего. Что-то запечатлелось в ее памяти с почти болезненной яркостью, а что-то наоборот, было расплывчатым. Столько всего переплелось – боль, страсть, прошлое, настоящее, надежды, страхи. Но с каждым мигом, с каждым витком страсти, с каждым прикосновением, поцелуем, движением, стоном, взглядом она словно сбрасывала старую кожу, обновлялась, возрождалась к жизни. Огонь, который пылал в Сандоре – Санса рассмеялась про себя, и подумала, как странно думать так о человеке, который ненавидит и боится огня – перелился в нее, и теперь внутри у нее словно горел небольшой костерок, который освещал и согревал ее душу. Она одновременно видела и силу, которой он делился с ней щедро, без остатка и двойного дна, не ища собственной выгоды, и его слабость, его нужду в ней – то, что он не показывал вплоть до этой ночи.