В крайнем случае, всегда можно помастурбировать. Это точно лучше, чем трахать собственную сестру.
Машка вцепляется в руку намертво, переплетает наши пальцы и идет в сторону своей комнаты. Открывает балкон, проходит первой, всё еще держа меня за руку, а потом, как только я прикрываю дверь…
Чёрт. Она сведет меня с ума, клянусь.
Она толкает меня к стене, срывает с себя полотенце и прижимается всем телом, сразу набрасываясь с поцелуем. Я пару секунд борюсь с собой, а затем снова все стены падают. Я снова падаю. Позорно, не сумев справиться с самим собой, прямо к ее ногам падаю и скулю побитым щеночком, выпрашивая ласку.
— Думал, я такая глупая? — шепчет Машка. Она ниже меня, но смотрит словно свысока. Губы красные от поцелуев, пальцы подрагивают, а взгляд горит сумасшедшим огнем. В нем пламя, искры от которого летят точно нам на кожу и оставляют легкие ожоги, покалывая. Мы горим в нем, кричим от боли, но горим вместе, и это приносит наслаждение.
Через секунду у стены уже Маша, а я продолжаю исследовать ее тело губами. Она улыбается так красиво, что у меня челюсти сводит от желания, а член в штанах напрягается почти до боли.
Я не трону ее, конечно. Во-первых, у меня под рукой нет резинок, во-вторых, это будет ровно та грань, перейдя которую будет уже совсем край.
Сейчас мы ходим по самому краю, сваливая в бездну обрушивающиеся камушки. И до падения остаются считанные миллиметры.
Огромная глыба падает вниз, когда я накрываю ладонью промежность Машки, а губами вцепляюсь в губы, жадно сминая те и покусывая. Машка стонет, задыхается, старается быть тише, пока я аккуратно провожу пальцами по половым губам и клитору, сходя с ума от того, насколько эта ведьма мокрая для меня…
Это в очередной раз сносит крышу. В сотый уже, наверное. Но я ничего не могу с собой поделать.
Именно поэтому я спускаюсь поцелуями к шее, а одним пальцем проникаю внутрь. Горячая, влажная, невероятная. Для меня. Вся моя, каждый клеточкой только моя.
Запрокидывает голову, ударившись затылком об стену, открывает рот и зажмуривается, испытывая наслаждение. Я подарю тебе звезды, малышка, а потом сожру себя за это.
Губы ниже — я по очереди провожу языком по соскам, добавляя второй палец.
Ловлю движение: Машка закрывает рот ладонью, чтобы не вскрикнуть, и выгибается ко мне, прося большего.
Я даю.
Опускаюсь на колени перед ней, готовый делать это круглые сутки, и приникаю губами к жаждущему лону.
Это нереально. Это взрыв мозга. Это какой-то гребаный апокалипсис. Разрыв всех шаблонов. Абсолютное сумасшествие.
Она дрожит так сильно, словно у нее зашкаливает температура. Еще сильнее прижимает ладошку ко рту, а второй гладит меня по затылку, царапая кожу ноготками.
Я слышу ее тяжелое дыхание, ее тихие мычащие в ладонь стоны, и, кажется, слышу даже быстрый стук сердца. Это всё выносит мозг на максимум, я целую смелее, пальцами двигаю активнее, облизываю, покусываю, посасываю…
И Машка кончает. Сжимает мои пальцы до одурения сильно, всхлипывает в ладошку, сгибается, пальцами в кожу головы еще сильнее прежнего цепляется и так сладко кончает, что я сам чуть не заканчиваю в штаны, как сопливый школьник, от ее удовольствия.
Пока ее потряхивает — дарю ей еще несколько аккуратных поцелуев, а потом поднимаюсь, проводя языком по животику, груди, и шее, и прямо перед ее лицом облизываю пальцы, закатывая глаза от вкуса.
Машка краснеет тут же, хотя десять секунд назад кончила от моих пальцев и языка, и это вызывает у меня искреннюю улыбку.
Около минуты она пытается отдышаться и сфокусировать взгляд, пока я нагло шарю руками по ее телу и уже начинаю себя ненавидеть. Твою мать. Что я натворил?
Она тянется к поясу моей одежды и я перехватываю ее за кисти, отводя те в сторону.
— Что такое? — пугается она, глядя мне в глаза так доверчиво, что я снова готов прыгнуть с головой в омут и будь что будет.
— Не надо, Маш, — умудряюсь сказать, — я и так сделал слишком много того, чего не должен был. Я сожру себя и без того.
— Но ты же не… — она опять краснеет, невероятная девушка, и опускает взгляд вниз. У меня стоит, конечно.
— Взрослый мальчик, справлюсь.
Я целую ее в лоб, как и планировал, и усмехаюсь своим идиотским мыслям. Я планировал поцеловать ее в лоб, да, а вот отлизывать ей у стены — абсолютно точно нет. Целую, в очередной раз поднимаю ее полотенце, а потом застываю и машинально прижимаюсь к Маше.
Мы стоим у стены рядом с окном, ведущим на балкон, и нас внезапно освещает светом. Это фонарь во дворе, он загорается на движение. Видимо, папа вышел за чем-то. Чёрт… Останься мы там — нас бы сто процентов поймали.