Я не могу и не хочу ее терять, поэтому машу на все рукой на все и продолжаю целовать Машку, на которой уже почему-то нет майки.
Мы оба не понимаем, как раздеваемся, потому что вещи летят по комнате, а некоторые делают это с оглушительным треском.
Мы как дикие животные, которые вышли на охоту и нашли друг а друге добычу.
Целуемся до укусов, трогаем друг друга до синяков, а Машка еще и царапается. Я целую шею, поднимая Машку на руки, и усаживаюсь на диван, опуская ее сверху.
Поцелуи обжигающие по коже, везде, где нам удается дотянуться. Касания жадные, стоны громкие, а шепот восхитительно нежный.
Машка срывает с меня трусы и касается ладошкой члена, пытаясь сесть на него, но до меня вдруг доходит:
— Резинка! Стой!
— Не-е-е-ет, — хнычет она и… твоюмать просто твоюнахер мать, опускается на мой член, громко всхлипывая в потолок.
Меня кроет. Накрывает диким жаром. В ушах шумит, сердце трепыхается в груди, а пальцы дрожат, вцепляясь в бедра Машки.
— Ты че наделала? — шепчу я быстро, пока она не начала двигаться.
— Мне врач таблетки прописал, все хорошо…
Хорошо. Да нихера не хорошо, неужели ты, Маш, не видишь? Не глупая ведь девчонка…
Но она поднимается и опускается снова, и мне вдруг снова становится плевать абсолютно на все в этом мире. На всё, что могло бы отвлечь сейчас меня от этой несносной девчонки.
Я шел сюда покончить со всем этим, а в итоге сижу и стараюсь не кончить как школьник через минуту от ее рваных движений на мне. Бинго. Круто решил проблему, чувак!
— Ярослав, — стонет малышка мне в рот, двигаясь быстрее и быстрее. Она на грани, и я там же. У нее пелена в глазах и зрачки такие расширенные, что практически не видно ее цвета глаз. А я просто схожу с ума. Без лишних слов схожу. — Ярик… Я-я-я-р!
Она кончает, господибоже, как красиво она кончает на мне, унося меня следом. Мы вцепляемся в губы друг друга, продлевая наслаждения, и стонем, оба стонем как от боли, оставляя пальцами на теле друг друга все больше и больше синяков.
О мой бог…
И что я снова наделал?
— Ты достал думать так громко, — шепчет Машка устало мне в губы, и затем снова целует. Мягко и аккуратно, как еще никогда до этого. — Не думай. Слышишь?
— Слышу.
И я правда не думаю. Потому что да катись оно всё…
Машка все еще сверху, а я всё еще люблю ее как придурок.
А потом до слуха доносится что-то, что никак нельзя было допустить. Мы в чертовой гостиной, и…
— Господи! Дети?!
Глава 21. Маша
Ой… ой-ой-ой…
Ярослав хватает плед с дивана и набрасывает на нас двоих, а я просто сижу, как застывшая статуя, и не знаю, что мне делать.
Быть застуканной мамой во время секса с парнем — не самое приятное, что может случиться в жизни. Быть застуканной со своим сводным братом… Это немного хуже.
Это сильно хуже. Очень сильно.
От мамы веет ужасом, я чувствую его слишком явно, меня сносит этими волнами, пока она пару секунд смотрит на нас, а потом, словно ожив, отворачивается и цепляется пальцами в волосы.
— Что происходит… — шепчет она, а мы все еще не можем пошевелиться. Господи, нам так крышу снесло, что мы даже не закрылись в комнате… Два идиота, прямо в гостиной! Я чувствую тяжелое дыхание Ярослава, а у самой сердце лупит в ребра так сильно, что умереть от этого можно. Мне не то что неловко, мне просто невыносимо! И я просто вжимаюсь в Ярослава, надеясь спрятаться в его объятиях от всего мира.
Мама уходит на кухню и что-то бормочет, и мы в секунду вскакиваем и натягиваем на себя и друг на друга разбросанные по комнате вещи.
Да уж, так себе занятие после секса…
Меня трясет от страха и ужаса, и когда мы наконец одеваемся, я с ужасом смотрю Ярославу в глаза.
— Что будем делать? — шепчу ему.
— Сдаваться пошли, — кивает он на кухню, намекая, что нужно пойти туда за мамой.
Я тут недавно говорила, что взрослая… Так вот, ни капли я не взрослая! Не хочу и не буду! Хочу спрятаться под кровать от того, насколько же мне страшно.
— Не пойду, — говорю почти беззвучно, и делаю пару шагов назад.
— Нет, Маш, надо вместе. Один я там буду выглядеть так, как будто тебя заставил. А я меньше всего хочу думать о том, что так и было. Так же не было? — спрашивает меня, притягивая к себе за шею.
Что? Нет конечно, боже… Я же сама хотела, всегда хотела. Да и не четырнадцать же мне! Что за чушь.
— Пошли, — решаюсь, потому что очень хочу поддержать Ярослава. Да и натворили мы вместе, а значит, и разгребать надо вместе.
Мы идем на кухню держась за руки и застаем маму за столом. Она держит руки в замке, уложив на него подбородок, и смотрит в окно абсолютно пустым взглядом. Мне становится так страшно… И стыдно. Просто от того, что она свидетелем занятий сексом ее дочери.