Переехала она в Минск к подруге потому что до этого жила у бабули в деревне где-то недалеко от Твери, жила она там три месяца и ей просто надоела вся эта деревенская жизнь, хотя, как говорит сама Маша, так комфортно, как там, ей еще нигде не было.
К бабушке она переехала, потому что ее бросил парень, с которым она как раз и уехала из дома год назад в Питер. Они познакомились в нашем городе, он тут проездом был, она уехала за ним в Питер. Жили там на съемной квартире, Машка в очередной раз на кого-то училась, всё было круто и здорово, как говорит сама Маша, пока она не пришла домой с учебы и не застала его с подругой в одной постели.
Из-за этого она и уехала к бабушке, чтобы проветрить голову, а потом к школьной подруге, которая поступила в Минске и теперь живет там.
Из рассказа Машки я понял, что ее бывший полный мудак, а еще то, что я охренеть как скучно всё-таки живу. А еще то, что я не такой уж мудак, каким считал себя Я в отношения не лезу и никому ничего не обещаю, у нас со всеми все взаимно свободно. А тут из города увез, в любви признавался, а потом подругу ее трахнул как так и надо. Супер.
Еще понял что мы настолько далеки друг от друга были все десять лет, что реально многие вещи я узнал о ней только сейчас. А папа еще пытается надавить на меня тем, что она моя “сестра”. Да-да, сестрица, точно.
Приезжаем домой, когда уже почти светло. В окнах горит свет, а значит Ленка, а то и папа с ней вместе, точно не спали всю ночь, а ждали блудную ночь.
— Откроешь багажник? — спрашивает Маша, когда глушу машину. Вот даже бесит немного.
— Иди в дом, я всё занесу.
Достаю ее сумки и вижу, как она летит к двери и с разбега прыгает в объятия Ленки. Они капец как похожи сейчас, раньше так не было видно. А сейчас, когда Маша выглядит не как чучело, очень похожи.
— Маша, здравствуй, — говорит папа, обнимая Машку. Она папой его не называет, зато он ее дочерью все десять лет, они в целом неплохо ладили всегда. — Ярослав не обижал тебя? — слышу краем уха, когда вхожу в дом с сотней сумок и чемоданов.
Ну конечно. Ярославу же никого доверить нельзя, он только и думает, что обижать всех подряд.
— Дети, вы голодные? — спрашивает Лена, зыркнув на папу. Она часто рычит на него, когда он несправедливо меня обвиняет. Бесит, если честно.
— Нет, я спать, — отвечаю и ухожу сразу наверх к себе. Я не обижаюсь на папу давно, но если честно, достало. Я вроде работаю, ничего плохого не делаю, не позорю его нигде. Нет все равно он мне не доверяет даже в вопросах сестрицы. Ну какого хрена-то, а?!
Ленка вслед что-то говорит мне, просит поболтать с ними, но желания нет, если честно. Мы в нормальных относительно отношениях с отцом, я очень долго выбивал это, и такие моменты ломают терпение в голове. Хочется плюнуть на все и натворить какой-то херни. Было бы мне восемнадцать — так бы и поступил. А сейчас только курить сильнее обычного хочется.
Скидываю одежду на стул, который служит мне шкафом, прыгаю в домашние шорты и иду на балкон. Частенько ночами тут зависаю, тут какая-то особенная атмосфера.
Беру сигарету, в бошке мыслей дохрена странных каких-то, гоняю их в голове туда-сюда. Машка эта как снег на голову, папа еще… Надо завтра к пацанам съездить обязательно, я там хорошенько мозг обычно разгружаю. И наверное ночевать у себя останусь в квартире. Вообще перебираться пора, надо задуматься над этим. Может, папа злится, потому что я никак от них не съеду?
Слышу громкие голоса внизу, Машка что-то рассказывает, Ленка смеется. Год не виделись считай. Наверное, для мамы это долго — год разлуки со своим ребенком. Я не знаю. Моя все двадцать три года не особо парится, где я, жив ли. Свалила когда мне было три месяца, с тех пор понятия не имею, что с ней и где она.
Докуриваю сигарету и иду в комнату. Падаю на кровать. Ох, как хорошо… Усталость от бессонной ночи и в целом не самых простых суток накатывает только сейчас и очень стремительно. Сразу тянет все мышцы и моргать становится тяжелее с каждой секундой.
Проваливаюсь в какую-то дрёму, но прихожу в сознание от негромкого голоса. Маша? Какого хрена.
— Яри-и-ик, ты спишь? — шипит, стоя у двери, кажется. Звук оттуда идет, но открыть глаза или ответить ей у меня не находится сил.
Точнее, я не хочу их прикладывать, чтобы дать ей ответ.
— Спишь, да? — повторяет еще раз и входит внутрь, слышу это по щелчку закрывания двери и тихим шагам босых ног по паркету.