Верена таращит на меня глаза.
— За нами кто-то следит?
— С тех пор, как я появился на Эльбе. Более того, убежден, что даже эта встреча у майора Ингрэма, будь она проклята, случилась неспроста. Я уверен, что твой муж все знает, что он получает о нас полную информацию.
Даже в раю, оказывается, можно говорить об адских вещах.
Верена побледнела. Ее лицо сразу осунулось, стало еще тоньше, а глаза еще больше.
— Но… но если он уже все знает, то почему ничего не говорит? Почему он оставляет нас одних?
— У меня нет доказательств, но есть предположение.
— А именно?
— Твой муж знает, что фотографии с проколотыми буквами хранятся в твоем сейфе. И он хочет, как можно больше запутать нас в свои сети, чтобы в один прекрасный день сказать: «А ну-ка, выкладывайте ваши фотографии!» И ему тогда удастся избежать развода. Он может запретить мне переступать порог его дома, а тебя отослать куда-нибудь в далекое путешествие. Или он может подать на меня в суд за разрушение семьи.
— Нет!
— Может, и еще как. Я узнавал. Такое бывает крайне редко. Но тем не менее. Если дело доходит до суда, то обвиняемому грозит тюрьма. Так что может случиться, что нам ничего другого не останется, как заключить с ним полюбовную сделку: он получит фото, а я — тебя.
— Это звучит слишком уж фантастически!
— Ты думаешь? Слишком фантастически? Ну, тогда придется еще кое-что тебе поведать. Я сказал, что машину у меня забрал отец. А на самом деле…
И я рассказал ей всю правду. Теперь уже нет никакого смысла что-то скрывать. Только правдой мы можем теперь чего-либо добиться.
— Ты… ты думаешь, что Лео действовал по его поручению?
— Этого я не знаю. Но у Лео были не только письма и магнитофонные записи разговоров с Энрико и другими, у него были и наши фотографии. Он снял, как мы входим и выходим из маленького домика на Брунненпфад. Почему бы тогда твоему мужу было не сказать: Лео, езжайте на Эльбу и продолжайте делать то же самое?
— Ты и правда думаешь, что он поручил Лео шантажировать нас?
— Да. Методы очень похожи. Но даже если Лео действует по собственной инициативе и показал твоему мужу снимки — эффект будет тот же.
— Мне так мерзко, Оливер.
— И мне тоже.
4
В этот день после обеда мы опять сидим на террасе маленького бара в Марчано Марина. Мы смотрим, как рыбаки готовят свои лодки к лову, пьем вино и держимся за руки.
Все, что происходит дальше, столь же печально, как и смешно. В тот момент, когда я собираюсь вынуть из кармана браслет и вручить его Верене, она вынимает из нагрудного кармана своей блузки золотые наручные часы и говорит:
— А у меня для тебя подарок.
На оборотной стороне часов надпись:
С ЛЮБОВЬЮ — ВЕРЕНА.
На браслете же надпись:
С ЛЮБОВЬЮ — ОЛИВЕР.
ЭЛЬБА 1961.
Увидев это, Верена разражается почти истерическим смехом.
— Что здесь смешного?
Она продолжает хохотать.
— Верена, скажи наконец, в чем дело?
Она перестает смеяться, в ее глазах я вижу слезы.
— Милый ты мой… дорогой… Я обратила внимание, что ты приехал без своих часов. И я решила подарить тебе новые. Но, как я тебе говорила, мой муж считает каждый потраченный мной пфенниг. Вот я взяла да отнесла свой браслет к одному из ювелиров в Портоферрарио…
— Тому, что на площади Республики?
— Да, именно. И он взял его на комиссию. За часы для тебя я внесла задаток. Ювелир сказал, что, как только он продаст браслет, я могу получить часы. И вот он его продал!
— Мне! И ты получила назад свой браслет!
— А ты — новые часы. Но откуда у тебя деньги на браслет?
Я рассказываю ей — откуда.
— Если бы ты не работал у сеньора Фелланцони, то, возможно, и не встретил бы миссис Дюрхэм. И не оказался бы у Ингрэмов.
— Может, у Ингрэмов и не оказался бы, но у твоего мужа — уж точно. Я ж говорю тебе, у него тут есть свой соглядатай. Он играет с нами в кошки-мышки. За нами наверняка и сейчас наблюдают, вот прямо в сию минуту. Может быть, именно сейчас сделан еще один снимок!
— Теперь все должно произойти как можно быстрее, Оливер. Долго я просто не выдержу.
— Три месяца, Верена. Еще лишь только три месяца!
Часы и браслет мы по дороге домой оставляем в Касацции у дедушки Ремо. Я прошу его взять и то и другое на хранение.
— С удовольствием, — говорит он. — Бог поможет.