Маленький принц улыбается.
Перед отъездом я перепечатываю остаток рукописи и пишу предисловие для редактора, как мы и договорились с Вереной.
Я придумываю еще короткую завершающую сцену.
Верена провожает меня до аэродрома.
Здесь мы сдаем рукопись на почту. Нам приходится постоять в очереди, потому что перед праздниками много людей. Я выбрал самое лучшее издательство Франкфурта. Если оно не примет мою книгу, то я всегда могу обратиться в другое. Когда я сдаю в окошечко почты пакет, мы с Вереной держим друг друга за руки.
Подходя к таможенному контролю, где мне предстоит попрощаться с Вереной, я вижу, что Тедди Бенке со своей «Бонанзой» уже ожидает меня на летном поле.
— Передай от меня привет Эвелин. И твоему мужу. И если сможешь, то позванивай мне время от времени в гостиницу.
— Да, мое сердце.
— Почему ты плачешь?
— Оттого, что я так счастлива.
— Неправда.
— Нет, правда.
— Да нет же. Но скоро ты действительно будешь счастлива. Теперь все пойдет очень быстро. Гляди, какую толстую книгу я написал. Недостает лишь последней главы, но скоро и она завершится.
— Да, — говорит она, в то время как нас со всех сторон толкают люди, а репродукторы почти непрерывно возвещают прибытия и отлеты самолетов, — скоро и она завершится.
— Господин Мансфельд, вас просят пройти к паспортному и таможенному контролю! Господин, Мансфельд…
Мы целуемся.
— Тебе страшно? — спрашиваю я.
— Да.
— Отчего?
— Господин Мансфельд… Господин Оливер Мансфельд, срочно подойдите к паспортному и таможенному контролю!
— Отчего тебе страшно?
— Я так счастлива с тобой. И всегда, когда человек особенно счастлив, случается что-нибудь страшное.
— Чепуха! В январе развод. И тогда я по-быстрому напишу последнюю главу.
— Последнюю главу…
Эпилог
1
9 января 1962 года, приблизительно в 14 часов около трехсот детей, собравшихся перед зданием школы-интерната доктора Флориана в Таунусе, увидели, как из сумасшедшей пурги, бушевавшей уже много часов подряд, вынырнула черная тень. Это был военный вертолет, который — дети слышали рокот его мотора — долго кружил над школьной площадкой, прежде чем пилоту удалось разглядеть ярко-красный крест, нарисованный на простыне. Машина стала быстро снижаться. Воздушный вихрь от ее винта хлестнул снегом по лицам детей. Вертолет сел на красный крест. Первый и второй пилот выпрыгнули из кабины.
Они открыли плексигласовую дверцу и помогли выбраться из машины пожилому человеку, двигавшемуся крайне неуклюже и неповоротливо. На нем были тяжелое, старомодное зимнее пальто, толстый шарф и широкополая шляпа. Из школы навстречу ему вышел профессор Флориан.
— Меня зовут Альберт Лазарус, — сказал старомодный пришелец.
Это была одна из многочисленных ситуаций, когда он назывался фальшивым именем, злоупотребляя при этом именем великого врача и гуманиста Альберта Швейцера, которому он пытался подражать в манере держаться, в поведении и образе жизни. На самом деле его звали Пауль Роберт Вильгельм Альберт Лазарус.
— Доктор Флориан. Мы вас ждали, господин Лазарус.
— Ждали?
— Хотя все телефонные линии и нарушены, у прибывших сюда криминалистов есть коротковолновая рация, которой они пользуются.
— Только сегодня утром я возвратился из Вены и сразу же позвонил комиссару Вильмсу из отдела по расследованию убийств франкфуртской полиции. Видите ли, я старый, больной человек, мне недолго осталось жить, — он торопливо сунул в рот три разноцветные пилюльки, которых, по-видимому, множество лежало без всякой упаковки прямо в карманах его пальто, — но я тот, кто прочел рукопись этого Оливера Мансфельда и, несмотря на связанные с этим тяготы и опасности — этот полет никак не назовешь приятным, — попросил у комиссара Вильмса разрешения самому доставить сюда рукопись, чтобы присутствовать при раскрытии преступления, которое, как я уверен, теперь не заставит себя ждать.
Один из пилотов вытаскивает из вертолета и подает Лазарусу обшарпанный, старый чемоданчик.
— Благодарю вас, — говорит редактор. И обращается к профессору Флориану: — Вот здесь лежит рукопись. Нет ли поблизости господина главного комиссара Харденберга?
— Он допрашивает свидетелей внизу, в «А». Простите, «А» — это…
— …гостиница, я знаю. Мне кажется, я вообще знаю все, что только можно знать и об «А», и о вашем интернате, и о вас самом и ваших детях. И о некоторых взрослых — тоже… Как можно добраться до гостиницы «Амбассадор»?