Выбрать главу

Разнося все на своем пути, мнимые хозяева испытав на себе властную долю призрачного счастья, изничтожили все, что было мне так дорого. Чернильницы покоились на паркете из красного дерева с окровавленными черноподтеками, ворох измятой бумаги мелкими плевками расползся по помещению, а книжные шкафы-тяжеловесы будто в галошу насударились и слегли. Но это было еще не самое страшное.

___________

При моем возвращении в книжную лавку, я случайно заметил ее окривевшие смятые очки, лежащие на пороге. Они напомнили мне завядшую черную розу, символизирующую адовую эмблему неугасающей печали. Вбежав в душноватое помещение, я обнаружил под грудой массивных книг и различных обломков, ее недвижимое окаменелое тело. Крохотный перочинный ножик обмазанный малиновым вареньем, пластом прилегал к еще блестящему паркету в самом конце помещения. Огромный деревянный шкаф рассыпался как карточный домик. Достав из под кирпичных букварей измокшее в крови тело, я ни минуты не теряя отнес ее в лазарет, находившийся в двух минутах от книжной лавки. Целые сутки я провел около больничной койки. Пылкость чувств моих была неописуема.

В один лишь миг ее сердце замедлило свой привычный ход и замерло в ожидании. Как вагон, прибывая к конечной станции - останавливается, в предвкушении поспешного выхода всех транзитных пассажиров. Я и вовсе не входил в их число, ведь я жил этим вагоном, питаясь живой энергетикой этих стен. Я готов был проехать в нем целый свет, встречая рассветы и провожая закаты. Я бы смотрел в открытое окно не отрываясь, влюблялся в молочные поля начиненные сочной травой или в табун лошадей, остановившихся у водопоя. С тонкой нитью презрения я наблюдал за балванистыми людьми, которые проворно заходят в тамбур вагона, заполняя купейные, а затем плацкартные места, и торопливо выходят на нужной им станции. В ту минуту кроткий сигнал машиниста оповестил всех пассажиров о том, что этот вагон неисправен и его отцепляют от связки. Он вежливо попросил всех пассажиров собрать свои вещи и перейти в другие вагоны. Я вышел из вагона, и еще долго наблюдал за движением уходящего вдаль поезда. Я не смог дальше продолжить свой путь, я остался на ней, на той самой станции, вместе со своим неисправным вагоном.

___________

В тот день я оставил все, что у меня было там и взяв билет в один конец - уехал. Я не мог остаться... Не мог.

Я был так очарован своим несчастьем, что бежал не оглядываясь. Хотелось ли мне правосудия?! Несомненно! Но что я мог этим исправить?

Поселившись в маленькой гостинице, в тихом городке под названием Рейджан, я постепенно сходил с ума. Единственное, что меня могло успокоить, это очередной поход в старый кабак, недалеко от гостиницы. Там работал мой знакомый кельнер. Он всегда следил за уровнем крепкого виски в моем стакане, и не давал сглотнуть лишнего. Наверное ему было просто меня жаль. Он часто говорил со мной, жонглируя стеклянными стаканами или драгоценными бутылками ободряющего спиртного. Этот бедняга напоминал мне врача-пацифиста. Радостного человека, который всем, кому ни попадя лечит душу.

____________

Кто-то застревает в пробке, а кто-то как я - в отчаянии. Будто бегаешь по замкнутому лабиринту из которого и вовсе нет выхода, а потом поддаваясь слабости - тонешь, захлебываясь забродившим виноградным повесой. Ничего не замечая глядишь в запотевший дверной глазок, и безумно радуешься тому нелепому чувству, что это постепенно тебя убивает.

Я бродягой тону в зыбучих песках вечности, ища каплю воды. Ее призрачный облик нещадно ворует мои ведения. Блуждающим странником я вынужден искать приют. Забавный прецедент... Ведь на самом-то деле, его и вовсе нет. Я странствую по миру огибая земной шар, держа в руках бывалый лупцованный венец, и лишь издалека доносится цокот моей поздней пролетки. Жизнь слишком хрупкая вещь и порой бывает так сложно ее сберечь...

Бросив на Робина панихидный взгляд, дядюшка Бен отвел глаза в сторону. Ледяные свинцовые слезы катились по его оцепеневшим каменным щекам. Завывая, он крепко прикусывал нижнюю губу, чтобы все что безудержно гложет, не вырвалось наружу. Робин видел его таким впервые за много лет.

- Дядюшка.. - сказал чуть слышно Робин.

Бен отходя в сторону ответил: - Боль уходит со слезами, мой дорогой Робин. Мне нужно побыть наедине, оставь меня не на долго...

Взвалив фарфоровые блюдца с золотыми ободками на невесомый поднос, Робин тихонечко вышел, прикрыв за собой скрипучую дверь. Робин хотел помочь дядюшке, но чем... Чем он мог ему помочь?! Этот мальчуган, вовсе не знавший жизни. Единственное, что мог сделать Робин, это просто быть рядом, разделяя все, что рвет когтями израненную душу дядюшки Бена, ощущая его боль, как свою собственную.

___________

Прошло около получаса. Когда Робин вернулся в столовую, дядюшка Бен стоял около окна со стеклянными охладевшими глазами, всматриваясь в голубую даль.

- Знаешь, страх - это пожалуй самое сильное чувство на всем белом свете. Страх потерять кого-то по-настоящему близкого, дорогого... Тот пазл, без которого твоя жизнь будет пуста и ничтожна. Осознать эту потерю и просидеть свой век в прошлом, хотя его давным-давно пора бы уже оставить в покое. В той тюрьме я провел так много времени... В тех голых стенах толщиной в вечность, измазанных известкой и угольной пылью. Там нет ничего теплого и радушного, кроме пустого уныния. Синим пламенем объяты те стены. Пепелище... Эта круговая карусель напоминает шкатулку нашей потерянной жизни. И может быть по Божеской милости этот тернистый путь и выведет меня на светлую тропинку, - сказал Бен, похлопывая Робина по плечу.

Так летели дни, бежали гончими псами, забирая с собой каждый миг нашей жизни.

Часть 2

Глава Х

Бухта радости

Последний месяц этого лета выдался довольно жарким в отличии от всех предыдущих, и без речных прогулок было уже никак не обойтись.

Тихое местечко на краю каштанового залива с говорящим названием "Бухта радости", служило для них верным и не сменным пристанищем. Там они проводили большую часть своего времени, соревнуясь в схватке по метанию блинчиков или в ловле самой крупкой рыбы. Обе стороны проходили эмпирический путь, обоюдный, но в тоже время с действующими ответвлениями совершенно иного характера. У Робина это проявлялось в фабрикованной партийности атласных навыков и умений, полученных от дядюшки, у Бена же, в своих детских воспоминаниях, которые теплыми руками пережитой когда-то терпкой радости, тихонечко дотрагивались до его неспокойного сердца. Это происходило при каждом дядюшкином взгляде на этого проказливого мальчугана Робина.

_____________

Утром в пятничный день, они отправились туда, прихватив с собой снаряжение для ловли рыбы и маленькую корзинку с едой. Добираясь до сердечного местечка, они без конца спорили и дурачились, грозясь пустить в ход сухопутные морские и воздушные войска, дабы приблизиться к победной кульминации, избежав досадного фиаско. Погода стояла ясная, птицы воспевали уветливые трели, и лишь один поседевший бедняк ухитрился ненароком разлить кувшин молока на небесную поверхность. Молоко сгущаясь, превращалось в махровые волокна, которые преобразовывались в унитарные союзы кочевых племен. Они плавно перемещались по гладкой нежно-голубой ткани, обнажая неведанные земли.

_____________

Наконец, добравшись до пункта назначения, дядюшка Бен оголив свой рельефный фразистый торс, и швырнув верхнюю одежду на мягкий плед у желтой сосны, воскликнул: - Я поплыву на ту сторону, а ты считай, как быстро я доберусь обратно!