Не двигаясь, Мартина стояла, глядя на него. Она готова была отказаться от такого дорогого подарка, который предлагали ей только за то, что она согласилась побыть с Марко. Для Бруно это было пустяком. Самое главное — то удовольствие, которое он получил, преподнеся его ей. Мартина была тронута.
— Это нечто волшебное, Бруно! У меня нет слов для благодарности, — поспешно произнесла она, стараясь скрыть свое замешательство. Дрожащими пальцами она надела сережки. — Я не смогу их спокойно носить из страха потерять.
— Конечно, страшно. Поэтому я и застраховал все это, носите их спокойно.
Бруно ласково подвел ее к витиеватому зеркалу, висящему на стене. Удивленная, широко открытыми глазами смотрела она на свое сверкающее отражение. Она сознавала, что хорошо смотрится, и восхищенный взгляд Бруно служил подтверждением этому. Эмилия была права, когда говорила о бриллиантах. Их яркий блеск придавал дополнительное свечение глазам и пылающим щекам. Неожиданно она вдруг преобразилась в прелестную грациозную женщину. Мартина с трудом узнавала себя. Только через несколько секунд спустилась она на землю и поцеловала Бруно в щеку.
— Спасибо, еще раз спасибо, Бруно. — Она засмеялась от удовольствия. — Я с трудом узнаю себя, — мягко улыбнулась она. — Вы ужасно приятный человек, Бруно. Но не надо баловать меня. Я с удовольствием сделаю все, что нужно, а за такие подарки я никогда не смогу расплатиться.
— Мартина, — с чувством сказал он, и в его голосе прозвучала такая интонация, что она удивилась. — Вы даже не представляете, что вы делаете для моей жены и меня. Вы чудесный человек.
Он по-отцовски погладил ее плечо. В комнату вошла Юнис. Она прекрасно смотрелась в атласе устричного цвета. Ее колье и серьги сверкали, льняного цвета волосы были мастерски уложены, лицо излучало улыбку.
— Хотя и последняя, но не самая худшая, — произнесла она, оглядывая Мартину. — Ну! Недаром говорят, что бриллианты — наши лучшие друзья, и они так идут тебе, Марти. Ты чудно выглядишь.
Она повернулась к мужу.
— Ты не мог выбрать ничего лучшего, дорогой.
— Но, Юнис… бриллианты… — снова запротестовала Мартина.
Юнис наклонилась и поцеловала ее в щеку.
— Тебе нравится, и это главное, Марти. Мы сделали это от души.
У Бруно в театре была зарезервирована ложа. Мартина сидела в своем углу и как зачарованная смотрела на великолепный красный плюш, на прекрасные фрески, на позолоченную резьбу и огромный зрительный зал, наполняющийся пестрой нарядной публикой. Юнис и Бруно, сидящие рядом, раскланивались со знакомыми, включая небольшую группу, рассаживающуюся в соседней ложе.
Проследив взглядом, Мартина увидела Доминика и его гостей. Ее тут же охватило волнение: она не могла избавиться от его воздействия, проникавшего во все уголки ее сердца. Поняв, что он смотрит на нее, она слегка наклонила голову и вежливо улыбнулась. Но он уже мог и не видеть этого, потому что погас свет и воцарилась тишина. Зазвучала музыка, и Мартина целиком отдалась тому, что происходило на сцене.
До конца дня ее не покидали волшебные ощущения, возникшие в самом начале представления. В течение всего первого акта она сидела неподвижно, наслаждаясь прекрасными голосами известных певцов. Во время антракта они вышли из ложи одновременно с Домиником и его гостями. Но толпа была настолько плотной, что им не удалось встретиться в баре, где Бруно представил Мартину разным графам и графиням, которые говорили на прекрасном английском языке, но у которых имена звучали так странно, что ни за что в жизни она не смогла бы их запомнить. Когда они вернулись в ложу, гости Доминика уже сидели на своих местах. Это были две пары, одна заметно старше, один молодой человек и блондинка, примерно одного с нею возраста. На голове у нее красовалась блестящая позолоченная шляпка, платье из голубой тафты открывало соблазнительные, с красивым загаром плечи. Держалась она очень уверенно. Подавшись вперед, она прикуривала сигарету у Доминика, держа свою в умело накрашенных губах. Чувствовалось, что она кокетничала с Домиником, который отнюдь не пугал ее своей опытностью.
Мартину никогда не интересовали люди, тратящие время на любовные заигрывания. Она предпочитала оставаться верной своим идеалам, которые, как признавала она, порой превращались в мыльные пузыри. Она замечала, что мужчины бросали на нее призывные взгляды, но у нее не было никакого желания вступать с ними в какие-то отношения. Знакомства, бывшие в прошлом, нельзя было назвать похожими на любовные: они казались ей неинтересными, и она быстро порывала с ними. До сих пор ни один из мужчин, кого она знала, не захватил ее полностью, так, чтобы она серьезно могла думать о нем. Зная себя, Мартина продолжала с увлечением смотреть на сцену, но где-то подсознательно все время чувствовала присутствие в театре Доминика.
Когда после окончания оперы затихли бурные аплодисменты, Мартина все еще под впечатлением от истории смертельно больной Мими, главной героини «Богемы», которую они только что прослушали, с трудом вернулась к действительности. Выходя из ложи, они столкнулись с Домиником и были представлены его гостям. Молодую холодную блондинку звали Кэй Янг, пожилая пара — ее родители. Элдред и Эми Янг из Нью-Йорка. Вторая пара — граф и графиня Фиделли.
Мартина старалась избегать взгляда Доминика, и когда Бруно остановился поговорить с одним из своих старых друзей, встретившимся им в фойе, она осталась вместе с Юнис подождать его. Доминик со своей компанией вышел из театра. Идти к нему на ужин ей совсем не хотелось.
Дом Доминика был построен из выдержанного венецианского камня с высокими окнами и балконами. Одно из них выходило на арку фасада с огромной дверью и причалом. Доминик стоял в красиво отделанном холле, встречая входящих. Мартине удалось каким-то образом пропустить Юнис перед собой, и она шла за нею следом рядом с Бруно. Слуга взял у них пальто перед входом в гостиную, сверкавшую люстрами из венецианского стекла, и они присоединились к остальным гостям.
Народу было не так уж много — не более двадцати человек, но все так приветствовали друг друга, так обменивались впечатлениями о виденном в театре, что можно было подумать, что их вдвое больше. Вскоре все перешли к столу, слуги помогли им рассесться, и Мартина поняла, что это как раз тот случай, когда никто из приглашенных не мог бы отказать хозяину прийти к нему. Здесь никто не был лишним, и вечер обещал быть приятным. Сидя на стуле с высокой спинкой, она с удовольствием рассматривала стены, обтянутые шелком золотистого цвета, развешанные на них картины работы старых мастеров. Переведя взгляд на хозяина, сидящего во главе стола, она вспомнила о картинах, написанных его матерью. Слава Богу, она сидела далеко, и он не мог достать ее своим острым взглядом.
— Что вы думаете о Венеции, мисс Флойд? — услышала она вопрос слева от себя.
Она повернулась и увидела молодого человека с тонкими чертами лица, каштановыми волосами, примерно тридцати лет. У него были приятные манеры, но в глазах чувствовалась какая-то тревога. Весь подобранный, он говорил дружелюбно.
— Прекрасный, захватывающий дух город, — быстро ответила она, с удовольствием глядя на соседа. — Такая гостеприимность, такое радушие, чувствуешь себя как дома. — Она слегка засмеялась. — Не в таком роскошном доме, как этот, но вы понимаете, что я имею в виду.
Он рассматривал ее с возрастающим интересом, ему нравился ее сдержанный смех, отсутствие всякого кокетства.
— Могу поверить, что вы везде будете желанной гостьей. Такое впечатление, что вы любите людей, мисс Флойд, и они не могут не платить вам тем же.
Она очаровательно улыбнулась:
— Вы всегда так решительны в выводах или это только потому, что мы с вами оба англичане? — И, не дожидаясь ответа, она спросила: