Мартина опустила стакан.
— Почему бы и нет? Но для чего вы спрашиваете об этом?
Он улыбнулся с легкой иронией.
— Потому что многие люди не могут привыкнуть к незнакомым местам. — Он посмотрел на потолок. — Я люблю это место. Будучи ребенком, я мечтал стать фермером. Но мой отчим, граф ди Равенелли, подбросил мне такую блестящую игрушку, как финансы. Это было вроде вызова. Я принял его. И научился работать. Я многого достиг. Но до сих пор оттягиваю с женитьбой. Это поместье принадлежит семейству Равенелли, поколениями владевшему им. И мне не хотелось бы отдавать его в чьи-то чужие руки.
Так или иначе, он собирался жениться. Кто лучше Майи, с ее уже готовым состоянием, подходит для этого? Он мог пойти по стопам отчима и жениться на вдове с ребенком. Это значило бы счастливый конец для Марко, и она была бы рада за него. Мартина слушала, глядя на свой стакан.
А он продолжал:
— Жаль, что вы не катаетесь на лошадях. Было бы хорошо обскакать ферму верхом. Завтра рано утром я немного покатаюсь один, а потом возьму Марко с Люнеди. Но если хотите, мы можем проехать с вами по ферме на машине. — Он рассказывал о ферме, а она с интересом слушала, желая подробнее узнать о здешней жизни.
Пока они сидели за столом и вели непринужденный разговор, Мартина спрашивала о земле, о работах на ней, о существующих здесь проблемах. Доминик с готовностью и со своим неизменным чувством юмора давал пояснения. Один или два раза он удивленно приподнял брови. Ей нравилось это движение, и она старалась отогнать мечты, в которых были он и она, мечты, угрожавшие ее спокойствию.
Стол был накрыт белой дамасской скатертью, в центре — ваза с фиалками, фарфор, серебро и стаканы, которые передавались из поколения в поколение Равенелли. Серебряный кувшин с сидром, пирог с дичью, пармская ветчина, приготовленная в вине, овощи на подогретых серебряных блюдах, домашний хлеб, персики, сливки, крестьянское масло, сыр — все это было поставлено на буфет, чтобы они могли обойтись без посторонней помощи.
Во время ужина электричество немного село, и лампочки горели не так ярко. Каждый раз, когда глаза их встречались, Мартина чувствовала все возрастающий интерес Доминика. Ее заразительный смех, блестящие глаза, теплота — все это скрывалось за ее застенчивостью, овладевавшей ею всякий раз в его присутствии.
Доминик помогал ей брать то или иное блюдо, и ужин почти кончился, когда вдруг наступило молчание. Каждый раз, принимая тарелку из его рук, она чувствовала тесную связь с ним, и это вызывало у нее чувство сладости и одновременно — горечи.
— Вам не очень-то хотелось обедать со мной в прошлый раз. А как сегодня? — спросил он.
Говорил он с видимым безразличием, продолжая критически рассматривать ее.
Ей было спокойнее смотреть на его загорелые руки, сильные запястья, гибкие пальцы, в которых сейчас он держал сигару. Неохотно подняла она глаза и встретилась с его пристальным взглядом. Но ей удалось даже озорно улыбнуться.
— Всегда обожала крестьянскую еду. Так все натурально. Мне нравится, — поколебавшись, ответила она. В его глазах появился огонек.
— Расскажите, что вы еще обожаете, — негромко произнес он, откидываясь на стуле и прищуриваясь.
Мартине очень хотелось бы сказать, что она обожает его. Но, собрав всю свою гордость и не желая ставить себя в неловкое положение, давая ему возможность посмеяться над ней, она приняла холодный вид. Нет, эти проницательные темные глаза никогда не застигнут ее врасплох.
— Зачем мне рассказывать о том, что я люблю? — ответила она. — Вам это будет неинтересно.
— А вы попробуйте, — растягивая слова, произнес он.
Ей не хотелось, чтобы из нее вытягивали сокровенное. На счастье, в комнату вошла синьора Станжери спросить, не нужно ли им чего-нибудь. Посидев еще немного, докуривая сигару, Доминик предложил ей прогуляться. Довольная, что они покидают атмосферу, полную каких-то неясностей, Мартина согласилась и пошла наверх, чтобы взять пальто и взглянуть на Марко.
Простыни были разбросаны, щеки разрумянились, голова закинута назад, одна рука обнимала медвежонка. Наклонясь к нему, Мартина осторожно поправила постель и постояла некоторое время рядом, пока он не успокоился. Конечно, он был бы счастлив, если бы Доминик стал его отчимом, а вскоре у них бы появились и другие дети. Терпеливо стояла она рядом, прогоняя мысли, которые были для нее словно острый нож. Когда у него установилось ровное дыхание, она вышла из комнаты.
Подходя к Доминику, она улыбалась, скрывая тот хаос, который царил в ее душе. Сколько женщин в прошлом переживали то же самое, что и она в эту ночь? Мартина, боясь за свою слабость, была рада той холодности и безразличию, с которыми держался он. Та почтительность, с которой он обращался к ней, вдвойне подчеркивала его равнодушие. Вежливо улыбнувшись, он открыл дверь, пропуская ее в теплую летнюю ночь. С равнодушным видом он шел рядом, погруженный в свои мысли, держа руки в карманах брюк.
У нее перехватило дыхание от красоты этой ночи. Луна, взошедшая довольно высоко, серебрила поверхность реки и бросала отсветы на окрестности, делая неземными леса и поля. Молчание угнетало ее.
— Интересно, почему, когда бываешь в других местах, луна действует сильнее, чем когда ты дома? Он бросил на нее иронический взгляд.
— Может быть, потому, что ждешь чего-то большего? Люди стараются селиться в том месте, с которым связаны их мечты, и этот уголок становится для них самым прекрасным в мире. У меня есть вилла на озере Комо, откуда открывается чудесный вид на вершины гор, покрытые снегом. Захватывающее зрелище.
Он рассказывал о том, где бывал за границей, о местах, оставивших у него неизгладимое впечатление.
Говорил он свободно, как человек, ничем не связанный, упивающийся своей свободой. Она уже знала цену этому обаянию, знала, что многие женщины останавливают на нем взгляд.
Спустившись в низину, они остановились и смотрели на потоки воды, разбивающейся внизу о камни. Луна, теперь уже в зените, вырисовывала кружевные, приятные узоры. Шум воды, казалось, увеличивал иллюзию их полного отъединения от остального мира, как если бы на всей планете были только они одни.
Неожиданный шорох сзади заставил Мартину резко повернуться. Она поскользнулась и упала бы, если бы Доминик не удержал ее. Испугавшись, она прижалась к нему, чувствуя его крепкое объятие. Ее учащенное дыхание смешалось с частыми ударами сердца, которое она никак не могла унять.
— Что это? — прошептала она, когда дыхание снова вернулось к ней.
— Кто-то из подземных обитателей, который, возможно, испугался не меньше вашего, — ответил он, наклоняясь над нею. — Не волнуйтесь, здесь нет диких животных. Вам не угрожает опасность.
Не угрожает опасность! Это был самый опасный момент в ее жизни. Никогда она не была ближе к тому, чтобы наделать глупости, — признаться в чувствах человеку, для которого она ничего не значит. Она решительно взяла себя в руки.
— Я испугалась, — произнесла она и посмотрела на него, неуверенно улыбаясь. Он медленно, нахмурясь, отпустил ее. Она же чувствовала себя разбитой и внезапно оцепеневшей. Он стоял и смотрел на нее.
— Действительно все в порядке? — Он сжал ее плечи.
— В полном порядке, — ответила Мартина. Его руки опустились, и они молча пошли назад. Постепенно возобновился разговор. Доминик показывал ей на те или иные места, хорошо видимые при свете луны, и все было так, как будто ничего не произошло. Для него это был обычный вечер, когда он пообедал с одним из гостей, плюс прогулка без всяких эмоций, даже тогда, когда он помог ей.
Для Мартины же все было кончено. Она чувствовала себя разбитой и духом и телом.
Глава 7
Когда на следующий день Мартина с Домиником поехали на машине осматривать ферму, она имела еще раз возможность убедиться, насколько солнечна и прекрасна Италия. Под лучезарным небом простирались поля, на которых, благодаря хорошему поливу, росли дыни, помидоры, кукуруза. Все вокруг них — мужчины, женщины, дети, черноволосые, черноглазые, смуглые, как молочный шоколад, работая, пели песни.