Я под эту музыку невинность не теряла — там не было проигрывателя, но впоследствии Нат-Кинг-Коль служил моей любовной жизни верой и правдой. Единственное, что сильно раздражало, потому что резко сбивало с ритма, — это "Танцуй, балерина", неожиданно начинающаяся сразу за "Искренним парнем". Только-только успеешь полностью сомлеть на этом "Искреннем парне"…
"Нейчер бой"… Вообще-то это я тогда неправильно перевела — от плохого знания английского. "Нейчер бой" — это "Дитя природы". Но мне "Искренний парень" нравится гораздо больше.
"Искренний парень", под которого теряли невинность американские девушки, а мы, когда уже терять было нечего, так чудно подпрыгивали и выгибали спинку, предаваясь любви…
Но "Балерина" — всегда встревала не к месту!
Но сегодня она была даже, пожалуй, вполне к месту.
— Данс, балерин, данс!
Пьяные фурии (нет, конечно, гурии — те самые, из мусульманского рая) схватили Антона, вытащили на середину мастерской и попытались заставить танцевать. Танцевать он категорически не хотел, и тогда они его уронили. И себя тоже. То есть себя они уронили окончательно и бесповоротно, запутавшись с Антоном в складках черного бархата, стянутого на пол с дивана.
— Отпустите меня… Пьяные шалавы… Гурии…
Никто его не отпускал. Нет — это он уже не хотел никого отпускать.
Ну, тут уж, конечно, должно быть подробное описание.
Ведь я обещала.
А мне — стыдно.
Любовь втроем!
В молодости — да.
Чуть ли не чаще, чем вдвоем.
Одни были хиппари-буддисты, другие — фарца-мафиози, неважно, как это называлось: понятным блатным словом "группешник" или непонятным ученым словом "Тантра", смысл был один.
Можно, конечно, считать, что волосатые хиппари в эту минуту открывали высшие истины и возносились к небу, а стриженые фарцовщики просто скидывали лишнюю агрессию и зарывались носом в землю.
Так должно быть — так положено. Так пишут. Так все уже написали.
А я видела — как не положено. Поставят, бывало, девушку-лимитчицу на хор — человек семь, с ее же доброго согласия (попала в эту компанию — так попробуй, не соглашайся), а потом тот, который шел пятым номером — вдруг обнаружил, что чем-то ему именно эта Людочка милее вчерашней Светочки и позавчерашней Наташки. И приглашает он ее в ресторан, ну для начала с подружкой — так-то сразу переходить из восьмером к вдвоем боязно. А потом уже решается наш Левка-бык и наедине остаться с Европой-избранницей. А потом, глядишь, и женится. Теперь эта уже совсем особенная Людочка — жена и мать детей, хозяйка пещеры, куда сносится награбленное добро. И нимало не смущают мужа и отца воспоминания о первом свидании, он даже и с удовольствием рассказывает об этом.
В языческом этом мире женщина тем больше ценилась, чем больше народу она в себя приняла.
Хотя в отличие от хипов слово "любовь" было не из часто употребимых. Но вот, видите — женились. Принято было жениться. А хиппарь — что? Встал, отряхнулся — и… позвала дорога.
Фарцу тоже позвала дорога, и гораздо более дальняя, да еще и в один конец.
На нью-йоркщине Людочка оглянулась, вспомнила, что когда-то училась на химфаке, и пошла работать по специальности — старшим фармацевтом. Левочка оглянулся, вспомнил, что когда-то закончил Политех, и пошел работать… тоже по специальности — уголовным преступником. Любо-дорого глядеть, как он катает детскую колясочку в дачном русском поселке Монтиселло. Там уже третий. Сидящие на верандах бабушки умиляются.
— Это такой человек! Я вам скажу, Руфина Семеновна, это такой муж! Это такой отец! Золотое сердце! А наш? Эх…
А я знаю, что "золотое сердце", отсидев когда-то семеру за непреднамеренное убийство, вышло и устроилось на работу по специальности "пытчик-сниматель карточных долгов". Тот самый "паяльник в жопу" и "утюг на живот". Колясочку катает… До отсидки профессия его так и называлась — "катала"…
Это там, в Питере. А тут он занимается фальшивыми кредитными карточками.
Ну и что ты думаешь, читатель, у него нет ничего святого?
У него есть чего святого: вот эта Людочка, на которую он когда-то возлег под номером пять. И соответственно дети от нее — содержимое колясочки.
Все это мы видели в "Крестном отце, в "Однажды в Америке". Все думали, что это — не про нас. А я еще тогда, глядя в экраны первых питерских видиков, — узнавала в героях наших доморощенных мафиози. Там в Бруклине итальянцы и евреи. У нас в Питере в ту пору — евреи и кавказцы. Даже и лицами похожи. И повадками. И волчьей жестокостью. И тем, что стукач на стукаче: предавали, закладывали друг дружку. И вот, когда надо будет сказать о них что-то хорошее на Страшном суде, тоже общее с теми ребятами — любовь к семье. Евреи, как известно, очень любят своих детей. А итальянцы — еще и мамашу обычно любят. Женам изменяют безбожно, но редко разводятся. В общем — есть чему поучиться современной молодежи.