Тетушка Роза оставляла нас в своей хижине во время лечения наедине. Она все предвидела. И на четвертый день это случилось. Гамбо был так оглушен и удручен — и болью, и безмерностью того, что он потерял свою землю, свою семью, свою свободу, — что мне захотелось обнять его, как сделала бы это его мать. Любовь помогает выздоровлению. Одно движение потянуло за собой другое, и я скользнула под него, не касаясь его спины, чтобы он положил голову на мою грудь. Тело у него горело, он все еще был в жару, и я не думаю, что он понимал, что мы делаем. Я любви не знала. То, что делал со мной хозяин, было чем-то темным и постыдным. Так я ему сказала, но он мне не верил. С хозяином моя душа, мой ti-bon-ange, отделялась от меня и улетала куда-то в другое место, и в кровати было только мое тело, corps-cadavre. Гамбо. Его легкое тело на моем, его руки на моей талии, его дыхание на моих губах, его глаза, глядящие на меня с другой стороны моря, из Гвинеи, — это была любовь. Эрцули, лоа любви, храни его от всякого зла, защити его. Так я молила.
(Из «Остров в глубинах моря»)
Страсть
Что именно воспламеняет страсть? Собственная фантазия, я полагаю. А что успокаивает? Обыденность, игнорирование партнёра и бедность.
(Из «О жизни и духе»)
Несколько лет назад в Калифорнии мне удалось выступить на конференции библиотекарей. Когда я закончила свою речь и мы перешли к вопросам, некая женская рука тут же поднялась. Эта стильно обутая женщина оказалась слишком уж типичным библиотекарем — зрелая, габаритная, старомодная. Она спросила меня, правда, с уже раскрасневшимися щеками, а не мой ли собственный жизненный опыт лёг в основу эротических сцен моих же книг. Я обвела взглядом огромный зал, в котором две тысячи человек (люди добросердечные и с самыми лучшими намерениями) ждали ответа, и поняла, что в отличие от моих коллег-мужчин, хвастающихся приключениями, которых им пока не довелось реально пережить, мне нужно быть честной. «Лишь жизненный опыт, ничего больше. Просто наблюдение и фантазия. Не стоит беспокоиться, вы ничего не потеряете», — сказала я. Какой звучный вздох облегчения пронёсся среди собравшихся!
В то время у меня уже была длительная тайная любовь. Иными словами, основанное на смехе и сексуальности взаимоотношение, вдохновившее меня на несколько соответствующих сцен, описанных в моих книгах, но непосредственно во время написания куда важнее воображение, нежели память: я пишу о том, что мне бы хотелось попробовать. Волшебство моего ремесла позволяет мне проживать жизни главных героев и приносит удовольствие от медленного и осторожного выписывания эротической встречи, что в разы превышает удовольствие от испытанного в реальной жизни подобного события.
И к тому же, когда я пишу, удовольствие увеличивается от мысли, что я делюсь собственным жизненным опытом со своими возможными читателями. Я полагаю возбудить чувства читателей при помощи запахов, структуры, вкусов, подробного описания мест, где мои главные герои любят друг друга, и теми словами, которые они шепчут. Всё это мне кажется куда более волнующим, чем реалистичное описание полового акта: кто, что и куда засунул. И тем не менее бывают случаи, когда подобные уточнения неизбежны. Ведь через них раскрывается сама суть персонажей, как в случае с куртизанкой Виолеттой Буазье в сцене из произведения «Остров в глубинах моря», выбранной для этой главы. (Вот и выпал случай объяснить, что и в сценах насилия в смысле пыток и насильственных действий над женщинами, которые часто присутствуют в моих книгах, я предпочитаю изъясняться намёками, а не вдаваться в подробности; таким способом я глубже проникаю в воображение читателя).
Да и Вилли, мой нынешний муж, которому требовался определённый уклад, чтобы осуществить мои эротические фантазии, хотя это уже преувеличение; мои фантазии, как и чувственные сцены в моих произведениях, повторяются и незамысловаты — никакого разврата, множества участников и тем более отсутствуют механические или электрические приспособления. Мне не хватает возможностей, чтобы попробовать новые тенденции, например, тантрический секс, который теперь опять стал модным.
Мне не удалось убедить Вилли в необходимости его освоить: он сказал, что слишком стар для экспериментов. Я объяснила ему, что речь идёт не об аэробике, а, скорее, о благовониях, провокационной музыке, павлиньих перьях и ароматическом масле, но всё это вместе его интересовало ещё меньше, чем всякие неизведанные эксперименты.
В ту ночь решились судьбы Педро де Вальдивии и моя. Мы оба много лет ходили кругами, ощупью пытаясь отыскать друг друга, пока наконец не встретились во дворе этого домика на улице Темпло-де-лас-Вирхенес. Я была очень благодарна Педро и пригласила пройти его в мою скромную гостиную, пока Каталина пошла за бутылкой вина — вина в моем доме всегда было вдоволь, — чтобы попотчевать гостя. Каталина, прежде чем раствориться в воздухе по своему обыкновению, за спиной у гостя сделала мне знак, и я поняла, что это был именно тот человек, появление которого предсказывали ее гадательные ракушки. Я очень удивилась, потому что и представить себе не могла, что судьба мне назначила такого важного человека, как Вальдивия, и стала в желтом свете лампы рассматривать его с ног до головы. То, что я увидела, мне понравилось: глаза синие, как небо Эстремадуры, мужественные черты, открытое, хотя и суровое лицо, коренастая фигура, прекрасная военная выправка, руки, загрубевшие от шпаги, но с длинными и изящными пальцами. Все части тела у него были в наличии, что было настоящей роскошью в Новом Свете, где столько мужчин отмечены отвратительными шрамами или потеряли в битвах глаза, носы, а то и руки или ноги. А что увидел он? Худощавую женщину среднего роста с распущенными и растрепанными волосами, карими глазами и широкими бровями, босую, в одной рубашке из самой простой ткани. Молча смотрели мы друг на друга целую вечность, не в силах отвести глаз. Хотя ночь была холодная, тело у меня пылало, и струйка пота катилась по спине. И Вальдивию, я знаю, одолевала та же буря, потому что воздух в комнате сгустился. Каталина появилась из ниоткуда с вином в руках, но, почувствовав, что с нами творится, испарилась снова, оставив нас одних.
Потом Педро признавался мне, что в ту ночь не взял на себя инициативу, потому что ему нужно было время, чтобы успокоиться и подумать. «При виде тебя мне в первый раз в жизни стало страшно», — скажет он мне спустя много лет. Он не держал наложниц и сожительниц, ничего не было известно про его любовниц, у него не было отношений с индианками, хотя, полагаю, услугами продажных женщин он все же иногда пользовался. По-своему, он всегда оставался верен Марине Ортис де Гаэте, перед которой был виноват, потому что влюбил ее в себя в тринадцать лет, но не сделал счастливой и покинул ради рискованного путешествия в Новый Свет. Он чувствовал себя в ответе за нее перед Богом. Но я была свободна, и, даже если бы Педро содержал полдюжины наложниц, я бы его полюбила точно так же — это было неизбежно. Он прожил почти четыре десятка лет, а мой возраст близился к тридцати; нам обоим нельзя было терять время, поэтому я решилась взять дело в свои руки и направить в нужное русло.
Как это мы стали обниматься так скоро? Кто первым протянул руку? Кто стал искать губы другого, чтобы соединить их в поцелуе? Конечно, это была я. Мне едва удалось отыскать в себе голос, чтобы нарушить полное невысказанных желаний молчание, в котором мы взирали друг на друга. Ничего не скрывая и без всякого стыда я выложила ему, что жду его уже давно; что он мне являлся в снах; что гадательные ракушки предсказывали его появление; что я готова любить его всегда и все прочее, что можно обещать в таких случаях. Педро побледнел и неловко попятился, пока не уперся спиной в стену. Какая женщина в своем уме будет так разговаривать с незнакомцем? Но все же он не решил, что я совершенно тронулась рассудком или что я просто одинокая гулящая женщина, которую судьба случайно занесла в Куско, потому что он тоже всеми костями тела и закоулками души чувствовал уверенность в том, что мы были рождены, чтобы любить друг друга. Он испустил вздох, почти всхлип, и прошептал мое имя надломленным голосом. «Я тоже тебя ждал», — кажется, сказал он. А может, он этого и не говорил. Думаю, с течением жизни мы украшаем одни воспоминания и стараемся забыть другие. Но в чем я уверена, так это в том, что в ту же ночь мы занялись любовью и с первого же объятия нас охватил один и тот же пламень.