Однако в настоящую минуту, когда они сидели на маленькой террасе перед гостиной, между ними царило необыкновенное согласие. Лесничий был еще статный мужчина с крупными чертами лица и с седоватыми, но еще густыми волосами и бородой. Он небрежно откинулся на спинку стула и слушал невестку, которая, как всегда, задавала тон в разговоре. Теперь ей было уже за пятьдесят, но она почти не изменилась за последние десять лет. Правда, на лице появились кое-где морщинки, а в волосах серебрились отдельные нити, но серые глаза ничуть не утратили своего блеска и проницательности, голос звучал так же громко и уверенно, осанка была такой же статной, как раньше.
– Так что Вилли приедет через неделю, – продолжала она. – Он еще не совсем закончил уборку хлеба, но на следующей неделе она будет завершена, и он может ехать к невесте. Хотя это дело между нами уже давно слажено, но я настаивала на отсрочке, потому что у девушки шестнадцати-семнадцати лет голова, конечно, еще набита всякими глупостями, и она не сможет как следует вести хозяйство. Теперь же Тони двадцать лет, а Вилли – двадцать семь, как раз то, что надо. Ты ведь согласен обручить их теперь, Мориц?
– Совершенно согласен, – ответил лесничий. – И по другим вопросам мы одинакового мнения. Половина моего состояния перейдет сыну, другая половина – дочери, а приданым, которое я дам ей сейчас, ты тоже останешься довольна.
– Да, ты на него не поскупился. Что касается Вилли, то он уже три года владеет бургсдорфским майоратом; остальное наследство, согласно завещанию, пока в моих руках, но после моей смерти, разумеется, тоже перейдет к нему. Терпеть нужду молодым не придется, об этом нечего беспокоиться. Итак, можно считать дело решенным?
– Можно считать решенным. Сейчас мы отпразднуем помолвку, а весной и свадьбу.
Регина, покачав головой, возразила диктаторским тоном:
– Это не годится. Свадьба должна быть зимой, весной Вилли будет некогда.
– Вздор! Для свадьбы всегда найдется время, – заявил Шонау столь же безапелляционным тоном.
– В деревне – нет! – стояла на своем Регина. – У нас на первом плане работа, а потом удовольствие. Так заведено исстари, и Вилли привык следовать этому правилу.
– Но я попрошу его сделать исключение для жены, а не то пусть убирается к черту! – сердито крикнул лесничий. – Вообще ты знаешь мое условие, Регина. Девочка не видела твоего сына два года, если он ей не понравится – я принуждать ее не стану.
Этими словами он задел самое чувствительное место невестки. Уязвленная в своей материнской гордости, она закинула голову назад и воскликнула:
– Надеюсь, что у твоей дочери есть некоторый вкус. Впрочем, я настаиваю на добром старом обычае, по которому браки устраиваются родителями, – так было в наше время, и мы при этом отлично себя чувствовали. Ну что смыслит молодежь в таком серьезном деле! Ты же с самого раннего детства предоставил детям полную свободу, сразу видно, что в доме нет матери.
– Разве это моя вина? – раздраженно спросил Шонау. – Может быть, по-твоему, мне следовало привести в дом мачеху? Правда, раз я хотел сделать это, да ты не пожелала, Регина.
– Нет, с меня довольно и одного раза!
Этот сухой ответ еще сильнее рассердил лесничего.
– Ну, полагаю, на покойного Эшенгагена тебе нечего жаловаться: он плясал под твою дудку вместе со всем своим Бургсдорфом. Конечно, у меня тебе не так легко было бы забрать власть.
– Не более как через месяц она была бы в моих руках, – спокойно объявила Регина, – и ты первый подчинялся бы моим командам, Мориц!
– Что? И ты говоришь это мне в лицо? Хочешь – попробуем? – закричал Шонау, приходя в ярость.
– Покорно благодарю! Я не намерена второй раз выходить замуж. Не трудись!
– И не собираюсь! Будет с меня и одного отказа! Тебе не придется вторично оставлять меня с носом!
Лесничий в бешенстве оттолкнул свой стул и отошел. Регина преспокойно продолжала сидеть. Через некоторое время она заговорила совершенно дружеским тоном:
– Мориц! Когда должен приехать Герберт с женой?
– В двенадцать, – послышался сердитый голос с другого конца террасы.
– Я очень рада, что он приедет. Мы ведь с ним не виделись с тех пор, как его назначили посланником в вашу столицу. Я всегда говорила, что Герберт – гордость нашей семьи и нигде не ударит в грязь лицом. Теперь он прусский посланник при вашем дворе, его превосходительство…
– И притом жених в пятьдесят шесть лет, – насмешливо докончил лесничий.
– Да, нельзя сказать, чтобы он поторопился жениться, но зато он сделал блестящую партию. Для человека его лет не шутка найти себе такую жену, как Адельгейда, – молодую, красивую, богатую…