Спокойно разделся, лег в кровать, подмял под себя подушку, укутался в одеяло так, чтобы чувствовать себя как в коконе, и начал было отходить ко сну, как неожиданно сильно чихнул! Да-да чихнул! Я удивился, но это повторилось еще раз, а потом еще и еще! После того как я чихнул раз пятнадцать, пришлось искать причину этого безобразия. В голову пришла мысль: у Антона есть его известная кошка – Чита. Она очень пушистая и, по всей видимости, оставила свою шерсть везде, где только можно! От одной мысли о Чите мне стало еще хуже. За несколько минут мои аллергические симптомы обострились до крайней степени! Еще через десять минут я стал похож на Бузову, у которой забрали плюшевого медведя: красные глаза, слезы, чих, кашль, сопли. Я, не стесняясь, вытирал все это великолепие пододеяльником, который выделил Антон. Мне было немного стремно, но ничего – пущай постирает! Все начинало раздражать: твердая кровать, тонкое одеяло, отсыревшее белье, шум проезжающих машин. Ко всему прочему добавился еще Потап, решивший переместиться со своей дамой из кухни в комнату! Между нами была тонкая шторка, делящая комнату на две части. Все слышно! Неудобно обламывать их, но как же мне сдерживаться? Чих – вещь непредсказуемая и малоконтролируемая! Я утыкался в подушку и чихал прямо в нее! После мысли о том, что после меня на этой подушке будет спать Антон, мне стало немного веселее. Потап, не спеша, раздевал барышню. Я готов был его убить! Он все делает медленно, этот Антон Потапович! Уже бы раздел ее быстро и трахнул за пять минут, я бы потерпел. Чувствую, с его темпоритмом могу захлебнуться собственными соплями. Я слышал каждый шорох, а мое воображение, естественно, достраивало картину. Она протяжно сопела и сильно чмокала. Иногда ее стон сменялся глубоким вздохом, а потом снова эти плямкающие звуки. Антон изредка издавал звук отплывающего парохода. Так продолжалось минут пять. Как хорошо она это делала! Умничка! Через мгновение звук стал поинтересней – будто леденец берут в рот и тут же выдергивают из него. Это Антон брал инициативу в свои руки. Он делал это в размеренном ритме, немного сопя. Смешной, так старался. Пауза, какое-то движение тел и через мгновение сильный немного наигранный стон, разрезавший сонливую пустоту. Начали. Блин, как сильно хотелось чихнуть! Шлепки ускорялись. В тон им нарастал ее стон. Я, так же в такт, рефлекторно набирал воздух в легкие и взрывался в подушку. Меня никто не замечал. Они поменяли позу. Снова раздался то же размеренный мужской сап. Так продолжалось минут пять! А-о-а-о-а-о-а-о-а-о-а-о-а-о-а-о… Твою мать, музыканты! Они могли хотя бы тональность изредка менять?! Мой истосковавшийся по сексу организм подсказывал Антону слова, которые могли скрасить его скучные аплодисменты: «Какой красивый анус, давай я тебе его растяну!» Да! Вот так бодается Тевтонский носорог! Ну или просто отлупил бы ее по заднице, чтобы ладошки на ягодицах на память остались, что-то вроде: «Тут был Потап». Но вот это их: «О-о-о-о, а-а-а-а» и скрип софы напоминало провинциальный оркестр. Он положил ее на спину, взял ноги, сильно развел и… Нет, я точно уже не усну!
Так сильно хотелось приоткрыть шторку и посмотреть, но как-то стыдно, даже не знаю почему. Я определенно очковал. Казалось, сейчас отдерну штору, ляпну что-нибудь типа: «Ребята! Я с вами!»
Невероятное любопытство все же брало верх. Рука, почти не подчиняясь мозгу, потянулась к шторке как раз в тот момент, когда Потапович взревел как лев, шлепая Марину ляжками по заднице все сильней и сильней. Как он рычал! Молодец! Я же больше терпеть не мог! По гортани побежал щекотливый позыв, в мозгу пронеслось: «Ща чихну»! Как раз в тот момент, когда к финальному реву Антона присоединился женский протяжный вопль. Я что есть мочи набрал воздух в легкие и не прикрываясь подушкой… ее тело трясло в конвульсиях, а Потап крепко сжимал ее тучные ягодицы в руках, откинув голову назад, и… А-а-а-а-а-апчхи! Одновременно с нами раздался звонок в дверь– «Динь-дон». Это произошло так синхронно, что я подумал: этот звук раздался от того, что Антон сильно сжал ее жопу.
Мы все заржали.
Просмеявшись, Антон нехотя пошел открывать дверь.
Я уставился в потолок и слушал тишину, как вдруг мне послышался звук поворачивающейся купольной камеры. Я начал шарить глазами по углам в ожидании застать объектив, направленный в мою сторону, но ничего не нашел. Идиотизм какой-то, мне мерещится, что меня снимают! Минуту я метался по комнате, пытаясь успокоить вздыбленную плоть одной рукой и вытирая нос второй. Ощущение как после секса, бежишь в туалет за салфеткой, но вместо члена вытираешь нос! В это время Потапович дважды щелкнул дверным замком, и тут же все пространство заполнил писклявый Олин голос: