Форсайт. А что вы все-таки знаете про мою супругу, сэр Сэмпсон?
Сэр Сэмпсон. Твоя супруга - созвездие добродетелей. Она - луна, а ты лунный обитатель. Она даже лучезарней луны, ибо наделена ее целомудрием, но чужда ее непостоянства. А то все были шутки!
Входит Джереми.
А ты откуда? Кто тебя звал? Что тебе надо?
Форсайт. Так если вы шутили... Это что за малый? Не нравится мне его вид!
Сэр Сэмпсон (Джереми). Ты от моего сына, милейший? Но от которого? От Бенджамина, да?
Джереми. Нет, сэр. Я служу у мистера Валентина. Едва он вырвался на волю, как первым делом решил засвидетельствовать вам свое почтение. Сэр Сэмпсон. Похвально, сэр.
Входит Валентин.
Джереми. Вот он и сам, сударь.
Валентин. Я пришел попросить благословения, сударь.
Сэр Сэмпсон. Вы его уж получили, сударь. По-моему, я прислал вам его в виде чека на четыре тысячи фунтов. Немалые деньги, не так ли, братец Форсайт?
Форсайт. Весьма немалые, сэр Сэмпсон, для юноши его лет. Я прямо не знаю, куда он их денет.
Сэр Сэмпсон. Я тоже. А знаешь что, Валентин? Если денег окажется слишком много, верни мне остаток, слышишь, мальчик?
Валентин. Остаток, сударь?! Да их едва хватит на покрытие моих долгов. Надеюсь, вы будете снисходительны и не свяжете меня теми жестокими условиями, принять которые меня заставила нужда.
Сэр Сэмпсон. Прошу вас, сударь, объясниться поточнее: на какую снисходительность вы изволите намекать?
Валентин. На то, сэр, что вы не будете требовать полного исполнения обязательства и хоть от некоторых пунктов меня избавите.
Сэр Сэмпсон. О, я отлично вас понял, сударь! Это все?
Валентин. Все, о чем я решился просить вас, сэр. Впрочем, я с двойной благодарностью приму всякое послабление, какое изволит подсказать вам отеческая доброта.
Сэр Сэмпсон. Ну еще бы, разлюбезный сэр! Только ваша сыновняя любовь и моя отеческая доброта соотносятся друг с другом примерно так же, как записи о количестве отпущенного товара у купца и у покупателя. Нет, каков мошенник, братец Форсайт! Утром заключает сделку за подписью и печатью, а в полдень на попятный! Ни стыда, ни совести! Вот он, нынешний ум, вот она, мораль нынешних умников! Ты ведь тоже из числа этих умников да хлыщей, а может, кого и похуже... Да только тут печать стоит и твоя подпись - попробуй откажись!
Валентин. А я и не отказываюсь, сэр...
Сэр Сэмпсон. Да тебя повесят! Я еще доживу до того дня, когда тебя повезут по Холборн-хилл {44}. У него же лицо мерзавца, - ну скажите, братец Форсайт, вы же читаете по лицам. Из всех моих сыновей он один не в меня. Как есть висельник, от которого отступилась церковь!
Форсайт. Хм... Пусть это вам неприятно, молодой человек, а все же на лице вашем печать насильственной смерти, хотя, кажется, виселица вам и не грозит.
Валентин. Разве так отец обходится с сыном, сэр? Что до этого безмозглого старого осла, то я знаю, как его срезать, а вы, сэр...
Сэр Сэмпсон. Я - это я, а вы-то, собственно, кто такой, сэр?
Валентин. Ваш сын, сэр.
Сэр Сэмпсон. Не поручусь, сэр. Вернее, что нет.
Валентин. Тем лучше!
Сэр Сэмпсон. Вам что же, хочется думать, что ваша мать была шлюхой? Слыхано ли такое?!
Валентин. Нет, я просто хочу сыскать оправдание вашему жестокому и бездушному обращению со мной.
Сэр Сэмпсон. Оправдание?! Дерзкий нахал! Да я могу вести себя как хочу, черт возьми! Ты же моя собственность. Ведь я породил тебя. А мог не родить мне было дано это решать. Кто ты такой? Откуда взялся? Что даровало тебе жизнь? Как появились вы здесь, сударь, с этой вот наглой рожей? Отвечайте! Вы что, своей волей пришли в мир? А может быть, я своей законной родительской властью понудил вас к этому?
Валентин. Я не знаю, зачем появился на свет, однако и вы не больше моего знаете, с какой целью меня позвали. Но так или иначе - я здесь, и раз вы не хотите обо мне заботиться, то лучше оставьте таким, каким нашли.
Сэр Сэмпсон. О, с радостью! Сбросьте же все, что на вас, и уходите из мира таким же нагим, каким явились.
Валентин. Одежду снять просто. Теперь отберите у меня: рассудок, помыслы, страсти, склонности, пристрастия, вожделения, чувства - весь хвост приспешников, дарованных мне при рождении.
Сэр Сэмпсон. Какую же многоголовую гидру я породил.
Валентин. Сам по себе я прост, скромен и неприхотлив и могу довольствоваться малым, но приставленная вами свита жадна и ненасытна. Вы дали жизнь толпе демонов - они не ведают покоя.
Сэр Сэмпсон. За что мне столько детей, черт возьми! Простому смертному надо обходиться без этаких сотоварищей. Только императору позволительно иметь от природы вожделения. Иначе какой-нибудь бедняк с четырьмя пенсами в кармане окажется, чего доброго, обладателем брюха, которое алкает пищи на десять шиллингов.
Джереми. Святая истина! Готов присягнуть в этом перед любым судьей Миддлсекса {45}.
Сэр Сэмпсон. Еще один прожора! Он что, тоже с тобой родился? Помнится, я его не рожал!
Джереми. Судя по моим достаткам, пожалуй что рожали. Да, ваша милость, ей-богу, сдается мне, что рожали! Ведь, право, я наделен от природы теми же анафемскими вожделениями, на которые жаловался мой барин.
Сэр Сэмпсон. Вот полюбуйтесь! А я настаиваю, что по логике вещей этому малому не к чему было родиться лакомкой. На что ему тонкий вкус? И все же готов поручиться, он бы охотнее ел фазана, чем треску. А еще, поди, у него есть обоняние, и ароматы ему приятнее вони. Вот внюхайтесь! Ну а как насчет музыки? Наверно, ты и музыку любишь, скотина?
Джереми. Я неплохо разбираюсь в джигах, контрдансах и прочей такой музыке, сэр, а ваши соло и сонаты не очень-то мне по вкусу. Они вызывают у меня ипохондрию.
Сэр Сэмпсон. Вызывают ипохондрию? Ха-ха-ха! Ах чтоб тебя!.. Так соло и сонаты тебе не по вкусу? Да кто твой родитель, черт возьми? Кто ты родом, навозный червь?
Джереми. Батюшка мой был носильщиком портшеза, а матушка зимой торговала устрицами, а летом - огурцами, и в мир я вошел по лесенке, ибо родился в подвале.
Форсайт. И выйдешь из него тоже по лесенке, приятель, - по лицу видать!
Сэр Сэмпсон. А когда тело этого мошенника анатомируют и рассекут на части {46}, то окажется, что его пищеварительные органы были бы под стать какому-нибудь кардиналу. Так-то, огуречный отросток! И ведь какая глупая несправедливость! Был бы я, к примеру, медведем - мои дети сосали бы лапу и тем были живы. Природа порадела только медведям и паукам: у первых - корм в лапах, а вторые - тянут его из своих кишок.
Валентин. Ну, мне она тоже достаточно порадела. Будь у меня мое наследное право, мне бы хватило на все нужды.
Сэр Сэмпсон. Опять ты об этом! Ты же получил четыре тысячи фунтов. Вернись они ко мне, я б тебе и гроша не дал! Ты не прочь превратить меня в пеликана и кормиться из моего зоба! Пусть тебе твой хваленый разум поможет, черт возьми, ты ведь всегда за него стоял. Вот посмотрим, сумеешь ли ты прожить своим умом! Нынче вечером или завтра поутру в Лондон прибудет твой брат, так помни, чтоб все было по уговору. Засим - мое почтение. Пойдем, братец Форсайт!
Сэр Сэмпсон и Форсайт уходят.
Джереми. А что я вам говорил, когда вы решили с ним встретиться?
Валентин. Я и сам другого не ждал. Не к нему я собирался. Я хотел повидаться с Анжеликой, но не застал ее и притворился, будто намерен проявить старику почтение. О, кажется, воротились миссис Форсайт и миссис Фрейл! Что-то они очень серьезны. Лучше с ними не сталкиваться. Пойдем этим ходом, поразведаем, скоро ли вернется Анжелика.
Уходят.
Входят миссис Форсайт и миссис Фрейл.