По слухам, Ж.-Ж. Руссо был близок с графиней де Буффлер; утверждают даже, что у него с ней (да простится мне такое выражение) ничего не вышло; это очень настроило их друг против друга. Однажды в присутствии их обоих кто-то завёл речь о том, что любовь ко всему человечеству исключает любовь к отчизне. «Что до меня, — объявила графиня, — то я по собственному опыту чувствую и знаю, что это не так. Я — хорошая француженка, но это не мешает мне желать счастья всем народам». — «Истинная правда, — подхватил Руссо, — до пояса вы действительно француженка, зато ниже — настоящая космополитка».
Одна из любовниц регента во время свидания с ним попыталась заговорить о делах. Регент с внимательным видом выслушал её и вместо ответа спросил: «Как по-вашему, приятно предаваться любовным утехам с канцлером?»
Говорят, что однажды, когда фрейлины г-жи де Монпасье куда-то отлучились, а у неё свалилась с ноги туфля, принцесса была вынуждена приказать пажу надеть её. При этом она спросила его, не испытывает ли он желания обладать ею. Паж ответил утвердительно. Принцесса, как женщина порядочная, не воспользовалась этой откровенностью, а просто дала юноше денег, чтоб ему было на что сходить в публичный дом и там избавиться от искушения, в которое она его ввела.
У г-на Барбансона, в молодости отличавшегося редкой красотой, был прелестный сад, и герцогиня де Ла Вальер пожелала однажды осмотреть его. Хозяин, тогда уже глубокий старик, страдавший подагрой, признался ей, что в своё время был влюблён в неё до безумия. «Боже мой! — воскликнула г-жа де Ла Вальер. — Вам стоило только сказать об этом, и вы обладали бы мною, как всеми остальными».
М* говорил о г-же де*: «Я думал, что она ждёт от меня безумств, и готов был их наделать; но она потребовала от меня глупостей, и я наотрез отказал ей».
Г-н де Б* считал, что женщине нельзя сказать в три часа пополудни то, что можно в шесть вечера; в шесть — то, что можно в девять; в девять то, что можно в полночь, и т.д. «Особенно тщательно, — прибавлял он, — следует выбирать при ней выражения в полдень». Он же утверждал, что взял с г-жой де* другой тон с тех пор, как она сменила обивку в своём будуаре с голубой на тёмно-красную.
Гельвеций был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадемуазель Госсен к ним подошёл известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций: «Мадемуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?». — «Сударь, — ответила она, — указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать её слова, — я сама дам вам двести, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как вот у него».
Когда г-жа Бризар, известная своими любовными похождениями, приехала в Пломбьер, многие придворные дамы старались избегать встреч с нею. В числе их была и герцогиня де Жизор, отличавшаяся набожностью и строгим нравом. Друзья г-жи Бризар сообразили, что если г-жа Жизор примет их приятельницу, то перестанут упрямиться и остальные дамы. Они предприняли соответствующие шаги и добились своего. Г-жа Бризар, женщина приятная в обхождении, быстро очаровала богомолку, и они подружились. Тем не менее герцогиня при случае дала ей понять, что готова простить женщине один проступок, но не понимает, как можно без конца менять любовников. «Увы! — воскликнула г-жа Бризар. — Заводя себе нового любовника, я всякий раз думала, что он будет последним».
Однажды г-н де Фонтенель, которому было в то время девяносто семь лет, наговорил кучу любезностей г-же Гельвеций, юной, прелестной и только что вышедшей замуж. Затем, направляясь к столу и проходя мимо этой молодой особы, он не заметил её. «Вот видите, как мало можно верить вашим комплиментам, — упрекнула она его. — Вы идёте мимо и даже не смотрите в мою сторону». — «Сударыня, — возразил он, — глянув в вашу сторону, я уже не прошёл бы мимо».
Фонтенель, будучи уже глубоким старцем, однажды любезно подал некоей молодой и красивой даме, но дурно воспитанной, обронённый ею веер, который она приняла с крайне высокомерным видом. «Ах, сударыня! — воскликнул Фонтенель. — Как вы расточительны в своей суровости!»
Г-н Лорри, врач, рассказывал, что однажды его вызвала к себе прихворнувшая г-жа Сюлли и рассказала ему о дерзкой выходке Борде. Тот якобы объявил ей: «Вы здоровы, но вам нужен мужчина — и он перед вами» — и тут же предстал перед ней в непристойном виде. Лорри постарался оправдать коллегу и наговорил г-же Сюлли множество почтительных комплиментов. «Дальнейшее мне не известно, — добавлял он. — Знаю только, что она пригласила меня ещё раз, а потом вновь прибегла к услугам доктора Борде».