Больше они к этой теме не возвращались.
Когда эту историю рассказали г-ну де Р*, он воскликнул: «Возблагодарим Господа за то, что он сподобил людей довести брак до такой утончённости».
После возвращения Карла II Милтону предложили вновь занять его былую и весьма доходную должность. Жена уговаривала его согласиться, но он ответил: «Ты женщина и мечтаешь ездить в карете, а мне хочется остаться честным человеком».
Знаменитый Бен Джонсон говаривал, что каждый, кто берёт музу в жёны, умирает с голоду, тогда как тот, кто делает её своей любовницей, живёт припеваючи. Эти слова напоминают замечание Дидро — я сам слышал от него эту фразу — о том, что литератор, если он человек разумный, может сойтись с женщиной, способной состряпать книгу, но жениться должен лишь на женщине, которая умеет состряпать обед. Но есть ещё одна более приятная возможность: не брать в любовницы женщину, пишущую книги, а в жёны — вообще никакую.
Когда М* упрекнули в холодности к женщинам, он ответил: «Я мысленно нарисовал себе образ женщины, каких мало, и он ограждает меня от женщин, каких много. Поверьте, я весьма признателен этой придуманной мною даме».
Некая девица покаялась на исповеди: «Святой отец, я очень уважала одного молодого человека». — «Уважала? Сколько раз?» — спросил исповедник.
Когда г-н де Ришелье на светском приёме стал увиваться за г-жой де Брион, дамой очень красивой, но, по общему признанию, глуповатой, не обращая внимания на г-жу де Тальмон, последняя сказала ему: «Сударь, зрение у вас безусловно отличное, но вот на ухо вы, кажется, немного туговаты».
М* говорил о принцессе де*: «Она из того сорта женщин, которых нельзя бросить. Значит, остаётся одно: изменять ей».
«Женщины так обесславили себя, что мужчинам уже неловко хвалиться успехом у них», — любил говорить Дюбюк.
Когда г-жа Крамер, проведя несколько лет в Женеве, вернулась в Париж, её спросили: «Что поделывает г-жа Троншен?» (Эта особа отличалась редкостным безобразием.) — «То же, что и раньше: нагоняет на всех страх», — ответила г-жа Крамер.
Однажды один священник похвастался принцу Конде, что сумеет без подготовки сказать проповедь на любую тему. Назавтра принц прислал ему эту «тему» — то было изображение фаллоса. Проповедник получил сей возвышенный предмет в ту минуту, когда уже выходил из ризницы; тем не менее он не растерялся, взошёл на кафедру и начал: «Лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну огненную».
Увидев, как герцогиня де Олон строит глазки собственному мужу, её любовник воскликнул: «Вот ведь шлюха! Только мужа мне ещё не хватало!» — и тут же ушёл.
М*, старый холостяк, любил повторять в шутку, что брак — слишком совершенное состояние для несовершенного человека.
У г-на д'Омона где-то в провинции скончалась жена. Не прошло и трёх дней после её смерти, а он уже сидел в чьей-то гостиной за картами.
— Д'Омон, — говорят ему, — это неприлично. Нельзя же играть в карты через день после смерти жены!
— Ба! — отмахивается он. — Я ещё не получил извещения о её смерти.
— Всё равно это нехорошо.
— Полноте! Я же играю по маленькой.
А.С. Пушкин вспоминает и откровенничает
Старый генерал Щ. представлялся однажды Екатерине II. «Я до сих пор не знала вас», — сказала императрица. «Да и я, матушка государыня, не знал вас до сих пор», — отвечал он простодушно. «Верю, — возразила она с улыбкой. — Где и знать меня, бедную вдову».
Одна дама сказывала мне, что если мужчина начинает с нею говорить о предметах ничтожных, как бы приноравливаясь к слабости женского понятия, то в её глазах он тотчас обличает своё незнание женщин. В самом деле: не смешно ли почитать женщин, которые так часто поражают нас быстротою понятия и тонкостью чувства и разума, существами низшими в сравнении с нами? Это особенно странно в России, где царствовала Екатерина II и где женщины вообще более просвещёны, более читают, более следуют за европейским ходом вещей, нежели мы, гордые Бог ведает почему.
Князь Потёмкин во время очаковского похода влюблён был в графиню ***. Добившись свидания и находясь с нею наедине в своей ставке, он вдруг дёрнул за звонок, и пушки кругом всего лагеря загремели. Муж графини ***, человек острый и безнравственный, узнав о причине пальбы, сказал пожимая плечами: «Экое кири куку!»
Дельвиг звал однажды Рылеева к девкам. «Я женат», — отвечал Рылеев. «Так что же, — сказал Дельвиг, — разве ты не можешь отобедать в ресторации, потому только, что у тебя дома есть кухня?»