— Прости меня, Тэйлор. Я… я не должен был этого говорить. Прости. Я так сожалею…
Слез у нее не было, только рыдания и всхлипы. Она прижалась к нему, но глаза по-прежнему смотрели вдаль. Боль так же быстро, как и пришла, отступила, оставляя за собой разрушенную стену из пустоты и забвения.
— Я согласна. Я выйду за тебя, Джеффри.
— Ты… ты в этом уверена? Это правда? — задыхаясь, спросил он и отодвинулся, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Да, Джеффри, я так хочу. Когда это может произойти?
Ошеломленный таким поворотом событий, он едва отважился предложить:
— Может быть, если ты согласна, в этом месяце? До того, как я уеду на фронт.
— Прекрасно, я готова в любое время, когда только скажешь.
Они больше ни о чем не говорили. Тэйлор хранила молчание оттого, что ей нечего было добавить, а Джеффри просто боялся сказать что-либо, что могло бы напугать ее и заставить изменить решение. Джеффри не старался обманывать себя. Он знал, что она любит Брента Латтимера, но он был уверен, что она полюбит и его, полюбит, может быть, даже сильнее, чем Брента. Ведь если Брент действительно любит ее, как любит он, Джеффри, то должен был взять с собой. Джеффри знал, что сам он не сможет оставить ее одну.
Свадьбу решили провести скромно. Она планировалась на начало ноября. Мэрили, конечно, будет стоять рядом с Тэйлор. Свидетелем у Джеффри будет его новый друг, офицер медицинской службы, с которым он познакомился в госпитале.
Тэйлор почти не уделяла внимания приготовлениям. Для нее все это не имело значения. В Беллвилле ходили разговоры о неуместности свадьбы в такое трудное время и так скоро после смерти ее мужа. Но большинство людей приняли это известие довольно благосклонно, так что, можно считать, общественное мнение большей частью склонялось на сторону жениха и невесты.
Джеффри и Тэйлор очень хорошо смотрелись вместе. Война, казалось, опрокидывала все старое, меняя не только жизнь людей, но и традиции. Любовь же побеждала даже войну. С чем Тэйлор не могла справиться сама, за нее делало время. Мало-помалу ее сознание и чувства вернулись к реальности. Она вновь стала способна испытывать вначале боль, затем горечь потери, острое неприятие происшедшего. Со временем все прошло, и Тэйлор смирилась с отсутствием рядом Брента, даже с его предательством — так же, как еще раньше она смирилась со смертью Дэвида. Она любила Брента, все еще любила, но ничто уже не могло его вернуть. И не в ее силах было изменить что-либо. Она знала, что потеряла его навсегда. Время, которое она проводила вместе с Джеффри, стало бальзамом для ее незаживающей раны, и она научилась дорожить этими короткими минутами общения с ним.
Стараясь быть спокойной, Тэйлор сидела перед туалетным столиком и рассматривала в зеркальце свое отражение. Что можно понять по ее лицу? Скорее всего, румянец на щеках, какого у нее давно не было, — следствие ее теперешнего состояния. Сможет ли кто-нибудь, взглянув на нее, понять, что с ней происходит, если она сама поняла все только прошлой ночью. Тогда ее обуял страх, и ей стало стыдно. Но теперь, при свете дня, она чувствовала себя умиротворенной, и радость наполняла ее сердце так, как никогда прежде. Ребенок Брен-та. Брента и ее. Их дитя. Нет, он не бросил ее. Он дал ей часть себя, чтобы удержать навсегда. Ведь когда он дарил ей ребенка, он, должно быть, любил ее хоть немножко. Конечно, любил. А как же иначе?!
А Джеффри? Дорогой, милый Джеффри со своим чистым лицом, рыжими волосами и добрым сердцем? Как быть с его большим чувством, с его настоящей страстью и нежностью? Интересно, какую реакцию вызовет у Джеффри эта новость? Захочет ли он считать теперь ее своей невестой? Да и какие слова можно найти, чтобы сообщить ему об этом? Она терялась в предположениях. Но даже такие неприятные и сумбурные мысли не могли нарушить ее счастливое состояние, в котором она сейчас пребывала. Ну, что же, как-нибудь она скажет об этом Джеффри и постарается выдержать все, чтобы он ни предпринял. В любом случае, она больше не одинока.
Джеффри вернулся из Атланты, где проходил медицинский осмотр, через четыре дня. Когда они сидели вместе и пили кофе, Тэйлор из-под опущенных ресниц внимательно посмотрела на Джеффри. Он был в приподнятом настроении. А почему, собственно говоря, и нет?! Через несколько дней он женится на девушке, о которой мечтал и которую очень любит. Он уже поправился, и его признали годным для дальнейшего прохождения службы. Он жив, и жизнь обещает быть прекрасной. Чего ему еще желать? Даже необходимость отбытия на фронт не способна ослабить его радости и омрачить счастье, написанного сейчас на его лице.
Тэйлор отставила свою чашку и подошла к окну. Она знала, что не сможет смотреть на него, не сможет видеть, как после ее признания исчезнет его улыбка. Инстинктивно, будто защищаясь, она положила руку на свой живот.
— Джеффри, мне необходимо сообщить тебе нечто очень важное.
Он так и знал! Он почувствовал какой-то груз, висевший в воздухе, как только приехал. Но он отгонял мысль, что именно теперь у них может пойти что-нибудь не так. Никогда в жизни у него не шло все так прекрасно.
— В чем дело, Тэйлор? — привставая, спросил он, собираясь подойти к ней.
Она, не оборачиваясь, подняла руку:
— Нет, прошу тебя, оставайся на месте.
Удивительно, но даже стоя спиной к нему, она знала, что он делал.
— Джеффри, мне очень тяжело говорить тебе это… Я несколько дней пыталась представить… придумать, как тебе это сказать, чтобы не обидеть и… не причинить боли.
Она хочет отказаться от замужества? Отказаться от его руки? Он вскочил со стула.
— Джеффри, прошу тебя, сядь.
Он подчинился. От волнения у нее пересохло в горле. А он, глядя на нее, думал, как чудесно она выглядит, как прекрасна она в ярком свете дня. Льющийся через стекло солнечный свет играл в ее волосах, образуя вокруг головы ореол. Джеффри с тоской думал о том, как ему одиноко будет без нее. Теперь, когда он уже поверил в свое счастье и привык к мысли, что она будет принадлежать ему…
— Джеффри, у меня будет ребенок…
Ребенок? Она ждет ребенка? Кто бы мог подумать?! Ладно, это не так уж и плохо. Дэвид Латтимер был порядочным человеком. Он заслуживал того, чтобы Тэйлор подарила ему еще одного наследника. Пожалуй, Джеффри будет любить этого ребенка, как своего собственного.
— Это ребенок Брента Латтимера, — сказала Тэйлор, прервав его мысли.
Тишина, тягостное молчание. Наконец, она повернулась к нему лицом. Джеффри сидел. Он еще не до конца верил услышанному и смотрел на Тэйлор вопросительно. Губы его шевелились. Казалось, он очень хотел что-то сказать, но внезапно потерял дар речи.
— Расскажи мне об этом подробно, — проговорил он охрипшим голосом.
Глаза ее опустились вниз, на руку, все еще лежавшую на животе.
— Ты, конечно, знаешь, что я любила его. Я полюбила его еще до войны. А недавно, когда ты его видел, он приезжал сюда из-за Джексона. Дэвид просил его об этом, послав записку, где изложил свои опасения. Брент сразу приехал, хотя это было трудно и опасно. К сожалению, он опоздал. Дэвида уже не стало. Мы… Брент хотел, чтобы мы поженились, но никто не захотел обвенчать нас. — Слезы потекли из ее глаз и покатились на пол, но голос оставался ровным. — В глубине своей души я считала, что мы уже состоим в браке. Он был мне мужем. И я должна была уехать вместе с ним, но…
Она зарыдала. Джеффри ждал, не в силах произнести ни слова. Будто чей-то мощный кулак, ударив его под дых, послал в нокаут. Ребенок Брента. «Это не мой ребенок». — Джеффри почувствовал слабость в животе. Если бы Брент Латтимер сейчас вошел в дверь, Джеффри, не раздумывая, убил бы его. Ненависть переполняла его.
— Случайно я узнала, что в действительности он не любит меня, — продолжала Тэйлор тихо. — Поэтому я и не поехала с ним, а осталась в Спринт Хавене.